а затем переходит в полный галоп, когда его губы прижимаются к моим.
Сильные руки скользят вверх по моей спине, затем он обхватывает мою шею, прижимаясь губами еще сильнее, побуждая меня открыть рот. Первое прикосновение его языка посылает электрический заряд. От второго прикосновение все мое тело загорается.
Наклоняюсь, открывая рот шире, и он целует меня с таким страстным голодом, что я вся дрожу.
Рука на шее сжимается, требуя, чтобы я оставалась в этом моменте с ним. И я делаю это, потому что, честно говоря, не хочу быть нигде больше.
Просто хочу быть с ним, потому что, несмотря на то, что это неправильно, ничто и никогда еще не ощущалось таким правильным.
Глубокий стон вырывается из его груди, и, черт возьми, мне плевать, кто смотрит или может возразить. Я хочу, чтобы он задрал мое платье и взял меня прямо здесь.
Должно быть, мы на одной волне, потому что он разрывает поцелуй, хватает меня за запястье, полный решимости уйти.
Он идет так быстро, что я едва поспеваю за ним на своих каблуках.
Когда мы добираемся до джипа, ожидаю, что он откроет дверь на заднее сиденье, но вместо этого он дергает пассажирскую дверь.
— Залезай.
Я не знаю, что произошло и что послужило причиной, но его поведение изменилось.
Он садится за руль. Когда двигатель оживает, и он блокирует двери, мои чувства обостряются.
— Что случилось?
Его челюсть сжимается, прежде чем он поворачивается и тянется на заднее сиденье.
Замешательство и беспокойство достигают новых высот, когда он опускает небольшую черную сумку на мои колени.
— Здесь немного наличных и одежда, — Нокс засовывает руку в карман своей толстовки и достает что-то похожее на билет. — Автобус отправляется через сорок минут. Он отвезет тебя в Нью-Йорк, где ты будешь прятаться до тех пор, пока человек, которого я нанял, не найдет тебя и не передаст новые паспорт и удостоверение личности, чтобы ты могла уехать в Канаду.
У меня отвисает челюсть, и я качаю головой. Это так внезапно и неожиданно. Не понимаю, что, черт возьми, происходит.
— Твои слова бессмысленны, Нокс. Почему ты везешь меня на автобусную станцию? Почему я сбегаю…
— Потому что мне нужно обезопасить тебя, — хрипит он, вены на его шее вздымаются. — Так что хоть раз в своей чертовой жизни не спорь со мной, Бродяга. Просто делай то, что я тебе, блядь, говорю.
Я хочу возразить — потому что это безумие, — но беспокойство и убежденность в его тоне заставляют меня кивнуть.
— Хорошо. Но сначала мне нужно, чтобы ты сказал мне, от чего я бегу.
Потому что я ни за что не оставлю его и не сяду в этот автобус, пока не узнаю, что его так взволновало, что он ожидает, что я добровольно сбегу из этой чертовой страны.
Его рука сжимает руль, когда он выезжает задним ходом с парковки.
— Нет времени объяснять. Просто садись в автобус.
Свирепо смотрю на него, потому что, казалось бы, он должен знать меня лучше. Он не может требовать, чтобы я в мгновение ока перевернула всю свою жизнь без каких-либо объяснений.
— Я ни черта не сделаю, пока ты не расскажешь.
Пока он едет по дороге, его челюсть сжата от напряжения. Вижу, что он не хочет говорить, но знает, что я не уступлю, если он этого не сделает.
Спустя, кажется, целую вечность, он начинает: — Я знаю, кто убил тех девушек, — от шока вжимаюсь в сиденье, пока перевариваю это заявление, но следующие слова, вылетающие из его уст, заставляют меня пошатнуться: — И если я, блядь, не вытащу тебя отсюда сегодня вечером… ты будешь следующей, — его голос понижается. — Я не могу этого допустить.
Нервы скручивают мои внутренности, парализуя сердце и легкие.
— Кто их убил?
От непроизвольного вдоха его ноздри раздуваются, лицо искажает такое отвращение, такая мука, что мне хочется, чтобы он остановился, чтобы я могла обнять его.
Его глаза встречаются с моими. В них мелькает тень стыда, прежде чем они становятся жесткими, и он отводит взгляд.
— Мой отец.
Потираю виски, ничего не понимая. Да, его отец мудак. Хуже, чем мудак, — он ужасный человек.
Но убийца? Как такое может быть? Он же работает в ФБР, черт побери. Он должен ловить убийц, а не становиться им.
— Откуда ты это знаешь?
Джип набирает скорость, словно не успевает добраться до места назначения вовремя.
— Поверь мне, это он.
— Я доверяю тебе, — шепчу в ответ, — но мне нужно понять, откуда ты это знаешь. Зачем ему убивать этих девушек? — я сглатываю. — Почему он хочет убить меня?
Он смеется, но как-то натянуто.
— Кроме того, что он чертовски сумасшедший? — его лицо мрачнеет. — Чтобы преподать мне урок.
Это ничего не проясняет.
— Преподать тебе урок о чем?
— О том, что нельзя идти против него, — он бьет кулаком по рулю. — Все, что делает этот человек, — больная и извращенная игра, Аспен. Ему нравится контролировать людей и загонять их в ловушку. Он наслаждается тем, что забирает у тебя каждую унцию силы и оставляет беспомощным… прямо перед тем, как убить.
— Откуда ты это знаешь?
Черты его лица искажаются от отвращения.
— Потому что он делал это всю мою жизнь.
Пытаюсь связать все воедино, но он говорит загадками.
— Я не…
— Черт возьми, Бродяга, — он резко поворачивает налево и сворачивает на парковку у автобусной станции. — Он убил мою маму. После того как провел годы, выбивая дерьмо из нее… из нас, — двигатель глохнет. — А теперь уходи… пока он не сделал то же самое и с тобой.
Все мои инстинкты кричат послушать его и убежать, чтобы я могла защитить себя.
Но не могу… пока не узнаю все.
Кладу свою руку поверх его: — Расскажи мне, что случилось, Нокс.
Его взгляд становится зловещим: — Я только что рассказал.
— Мне нужны подробности.
Что-то подсказывает мне, что он никогда ни единой живой душе не рассказывал об этом.
Он держал все под замком, пока это не превратило его в холодную и бесчувственную оболочку того, кем он так и не смог стать.
Резкие черты его лица искажены яростью, и на мгновение кажется, что он собирается открыть дверь и вытолкнуть меня вон…
Но он этого не делает.
Прошлое…
Сердце колотилось как барабан, когда я вбежал в дом так быстро, как только позволяли мне ноги. Волнение охватывало меня, когда закрыл за собой дверь и бросил сумку с книгами на пол в
