шепнул Славик. – Не известно, рассказывал ли он ей о сыне. А там еще и дочка. Пусть сначала притрутся. А то выйдет, как в фильме «Не может быть»… И Славик перешел на женское сопрано: «Ты представляешь, какие подлецы?! Не успел он сюда явиться, как ему насплетничали про моих детей! – О-о, про всех? – Ну, положим, не про всех, но всё равно мало приятного!».
– Ладно, ладно…
– А вдруг она не знает, что он Нюнин? – подумал Славик вслух. – Еще один удар… Нет, надо молчать. Мамуля только-только успокоилась.
Я же не переставала думать о Марине. Ее бледное несчастное лицо прямо стояло у меня перед глазами. Не знаю, зачем я так упорно цеплялась за эту историю. Наверное, во мне говорила женская солидарность. Мне было жаль молодую красивую девушку, не успевшую толком пожить. А ведь она, наверное, тоже очень хотела любви и счастья. Чего стоило только ее отчаянное сообщение «Помогите мне разобраться…».
Итак, ехать к Нине я решила одна. Своим я сообщила, что хочу прошвырнуться по магазинам, схватила сумку с драгоценной картиной и направилась к машине.
– Сразу включи диктофон и положи телефон в карман, но ей не показывай, что ведешь запись, – напутствовал меня приятель. – Когда люди видят технику, зажимаются и не могут припомнить важные подробности.
– Зачем мне вообще это записывать?
– Пусть будут какие-то доказательства. А то вдруг эта хитрюга от всего отопрется?
– Думаешь, она действительно что-то знает?
– Кто знает. Если у нее будет стоящая информация, она нам пригодится для полиции. Потом прослушаем вместе. Знаю я ваш бабский базар, как начнете языками молоть, так до сути и не доберетесь. Иногда какая-то мелочь может ускользнуть – и все, пиши «жы-шы».
– Вообще-то говорят «пиши пропало».
– Это банально. Я предпочитаю свои фразеологизмы.
Неожиданно ехать со мной возжелала папа № 1. К счастью, он хотел всего лишь заехать к мужу Марины в больницу и попытаться узнать о его злоключениях.
По дороге мы подобрали работницу музея, которая явно топала в сторону трассы, опоздав на автобус.
– Дай вам Бог здоровья! – устраивая на коленях свои сумки, запричитала она. – Захлопоталась сегодня, пока отстряпалась, пока в музей заскочила… Вы уж не волнуйтесь, я Галке все рассказала…
– Что именно? – не понял папа № 1.
– Ну, что Тимофей сейчас с вашей маменькой. И чтобы она, свинота такая, халат перед ним не распахивала.
– Надеюсь, она приняла эту новость со смирением, – пробормотал отец, а я хихикнула.
– Какое там! Визгу было. И такой он, говорит, и сякой. Стала плести, что в городе у него зазноба есть. Галка якобы в город ездила и как-то его там соследила. И что маменьку он вашу тоже бросит, потому как кобель, как и все мужики. Ой, я извиняюсь, – добавила тетка, поглядывая на папу № 1, как бы прикидывая, может ли он оказаться кобелем.
– Так это правда?
– Про кобелей?
– Про зазнобу.
Тетка махнула рукой.
– Да ну, Тимофей не такой. Приличный, самостоятельный. Это Галка со злости языком молотит. И я туда же. Правильно дочка говорит, к старости совсем мозги не варят. Вы уж маменьке своей не передавайте…
Я пообещала молчать, а работница музея поспешила сменить тему:
– Ой, как у вас в машине вкусно пахнет. Поленьями, банькой, костром… Сразу видно, что теперь в деревне живете. Ух! Разве в городе такое можно получить? А у нас…
– У нас просто сарай сегодня ночью горел, – уныло отозвалась я, разом вспомнив про сумку и свои нехорошие подозрения насчет Дубровского.
– Ой, – сказала тетка. Дальше мы ехали молча.
В больницу скорой помощи, куда отвезли Кирилла Салущева, мы добрались за полчаса. Я напросилась идти с папой, потому что одну меня точно не пустят, а он со следователем на короткой ноге. И ксиву предъявил. Врач коротко пояснил, что у парня легкое сотрясение мозга, вывих лодыжки и истощение.
– В седьмой палате ваш жених. До свадьбы заживет, – успокоил нас дядька и хотел было побежать раздавать поручения медсестрам, но папа ухватил его за локоток. Он не любил поспешных выводов и принялся дотошно расспрашивать о характере травм. Потихоньку отделившись от них, я пошла по коридору.
Кажется, на посту никто не обратил на меня внимания, и я нырнула в трехместную палату. Сейчас в ней лежал только Кирилл, осунувшийся и печальный.
– Ты как? Помнишь меня? – Решив не церемониться, я уселась на стул у кровати.
Почему-то при виде меня Кирилл насупился, но я быстро напомнила, кто его нашел. Нет, я, конечно, не ждала бурных благодарностей, но и нос воротить так явно не стоило.
– Как-как…Мордой об косяк. Не видишь? Лежу тут, как утырок.
– А мог бы не лежать, – укорила я его. – В том смысле…
– Да понял я, понял. Это вы меня вытащили. Только не факт, что не вы меня по башке и отоварили…
– Что? – Я поперхнулась и быстро обернулась узнать, не слышит ли это папа № 1.
– А что? – оживился Кирилл. – С вашим появлением все беды начались. Сначала вы Марину нашли мертвой, потом ко мне явились, потом еще какую-то цикуту мне приписывали. Мол, у меня в палисаднике нашли…
– Так и было! – горячо возразила я.
– Откуда ей там взяться? Я вот что подумал: Нестор ваш Маринку отравил. Не знаю, сам или через вас, а свалить на меня хотели. А когда не вышло, решили меня прямо у вашего дома угробить. Чтобы все думали, что я в бегах. Так?
– Конечно, нет! – возмутилась я. – Зачем бы мы тебя доставали?
– Ну, может, кто из соседей меня услышал, пришлось делать вид, что вы спасатели.
– Раз такой умный, так зачем вообще к нашему дому сунулся?
Кирилл почесал щетину на подбородке и уставился в окно:
– Выпил я на поминках. Перебрал чуток. И такая тоска меня взяла, такая обида… Ты же визитку оставляла. Ну, с адресом и телефоном. Я у Дени взял мотоцикл и поехал.
– Пьяный?
– Я был в норме. А вот мотоцикл – нет. Хорошо, что бензин закончился почти возле деревни. Я еще с километр ногами чапал. Уже к дому подходил, темнеть стало. Вдруг почудилось, зовет меня кто-то. Будто по имени окликнули. Я решил, это тот дрыщ, ну, который с тобой приходил. Сунулся во двор, вроде как обо что-то споткнулся. Или меня по ногам ударили? Не помню уже. Очнулся в яме.
– А к нам ты зачем шел? – так и не поняла я.
– Хотел Нестора этого увидеть, – вздохнул Кирилл.
– Зачем?
– Сам не помню. То ли в морду дать, то ли выпить с ним за упокой Маринкиной души. Выходит, он
