видеть их.
— Забудьте, это всего лишь небольшая ошибка, — попыталась я улыбнуться. — Недоразумение.
Кристиан слишком внимательно на меня смотрел, на лице его вновь была печаль.
— Идемте, — наконец сказал он, и я мысленно вздохнула с облегчением — он не стал спрашивать лишнее. — Надо показать это отцу.
Мы нашли Роберта в гостиной, где он читал позавчерашнюю газету, который Орэн привез из города утром.
— Отец, нам надо поговорить.
Магиар Роберт проигнорировал сына, сделал вид, что не слышал.
— Это касается продажи озера. И смерти Нивеллы.
Только после этих слов хозяин поместья отложил газету в сторону и внимательно на нас посмотрел:
— Что ты сказал?
— Я говорю, что знаю, как было продано озеро. И кто был любовником твоей жены.
— Это был ты! — рявкнул лорд. Лицо его вмиг побагровело, наливаясь гневом.
— Магиар Роберт, прекратите! — вмешалась я. — Хватит беспричинно винить своего сына в том, что он не делал. Мы выяснили правду и теперь вы должны ее услышать.
Мужчина впился в меня взглядом размышляя, верить мне или нет. Наконец он уже спокойнее, но все еще недовольно, сказал:
— Ладно, я готов выслушать.
Пришлось рассказать ему все, показать записки и письма. С каждой минутой лор мрачнел все сильнее, его брови тяжело опускались над потухшими глазами. Когда мы закончили, он тяжко вздохнул, но не сказал ни слова.
— Вы так и будете молчать?
— А что вы хотите услышать, госпожа?
— Извинения.
— Что? — опешил он.
— Вы должны извиниться перед сыном за то, что обвиняли его без всякой причины. Теперь вы знаете правду, и должны помириться.
Теперь хмыкнул Кристиан:
— А может у меня тоже нет никакого желания его прощать.
Как дети малые, честное слово.
— Значит так, — пришлось врубать гувернантку. — Вы сейчас же помиритесь. У вас нет причин ненавидеть друг друга: Кристиан не соблазнял вашу жену, а значит вам, магиар Роберт, не за что его винить. А твой отец, Крис, не по своей воле продал озеро, значит и тебе не стоит держать на него зла.
Мужчины впились друг в друга цепкими взглядами. Между ними искрило, казалось вот-вот разразится буря.
— Вы хотите вот так всю жизнь? Ненавидеть друг друга за то, что никто и не делал? Постыдитесь, магиары.
Первым сдался отец. Он вздохнул, опустил взгляд:
— Прости меня, Крис, — сказал он негромко.
Кристиан пошевелил челюстью, нахмурился еще сильнее. Я даже боялась, что он пошлет отца с извинениями куда подальше. Но он тоже наконец успокоился. Лицо расслабилось, плечи опустились.
— И ты прости, папа.
Роберт встал, и мужчины обнялись. Я даже чуть не пустила слезу от умиления. Счастливая картина складывается: отец вернулся к детям, все помирились, проказники воспитались. Осталось только вернуть украденную землю.
— Магиары, нам нужно решить, что делать.
— А что здесь решать? — Роберт отстранился от сына. — Мы идем в суд.
Я улыбнулась, и Кристиан улыбнулся мне в ответ.
— Мы все вернем, — сказал он.
И семейство Уортер заживает наконец-то счастливо.
Но уже без меня.
43
Магиар Роберт Уортер и магиар Кристиан Уортер ранним утром уехали в город, чтобы обратиться в суд. Их не было почти до вечера, и я извелась, ожидая их. По факту, я была здесь чужой человек, которого не должны касаться дела этой семьи. Но я не могла оставаться в стороне и переживала, словно и сама была ее частью.
Поэтому, как только я увидела в окно, у которого провела всю вторую половину дня, конных всадников у ворот, я стремглав кинулась на улицу. Иллария и Эстебан бросились следом за мной.
— Ну что? — запыхавшись спросила я, когда добралась до конюшен.
Кристиан широко улыбнулся:
— Мы сумели доказать судье, что подпись незаконно поставлена. Через пару дней пройдет суд, на котором должны будем присутствовать мы, Уортеры, и Иветто.
— Молитесь всем богам, госпожа, чтобы удача нас не покинула и суд был справедливым, — сказал лорд.
— Она и так много сделала для нас, не стоит ей еще и тут утруждаться, — ответил ему Крис.
— Ничего, мне не сложно, — улыбнулась примирительно обоим.
— А я буду молиться целыми днями! — сказала Иллария.
— И я! — воскликнул Эстебан.
Отец посмотрел на них ласково, подхватил и посадил на лошадь сначала мальчика, а потом и девочку.
— Ну-ка, прокатимся немного, мои вы праведники, — добродушно заворчал лорд и повел лошадь под уздцы.
Мы остались с Кристианом вдвоем.
— Я должна вам кое-что сказать.
— Я слушаю.
Крис завел лошадь в конюшню, и начал снимать с нее сбрую. Я вошла следом.
— Скоро я должна уехать.
Магиар оторвался от своего занятия и удивленно посмотрел на меня:
— Мы вас чем-то обидели?
— Нет, правда нет. Но у меня есть срочное дело, которое я должна решить. Я должна уехать до крепких морозов.
Взгляд упал на ведро с водой. Тонкой хрустальной пленкой встал на ней первый лед. Он еще хрупкий, но скоро лужи покрываются толстой коркой. Море замерзнет позже, ему требуется больше времени, и к тому моменту я должна уже быть в Тоалании.
— Как мы можем отпустить вас? Дети вас так полюбили.
— И я их тоже. Но иначе не могу.
Кристиан смотрел на меня внимательно, словно пытался что-то увидеть внутри. Может искал какую-то слабину, которая заставит меня остаться.
— Это действительно нельзя отложить?
— Если бы я могла, то осталась.
— Что ж… я не могу вас удерживать, как бы не хотелось. Вы уже определились, когда уедете?
— Еще нет. Думаю, примерно через неделю.
Крис кивнул.
— Мы дадим вам хорошую сумму с собой.
Я удивилась:
— Вы платили мне жалованье, вы ничего не должны…
— Должны. Только благодаря вам удалось вернуть отца, а скоро вернем и земли. Мы обязаны вам слишком многим. Не отказывайтесь от нашей искренней благодарности.
Глаза защипало. Как же я не хотела отсюда уезжать…
— Только не говорите ничего пока детям. Я хочу сама им сообщить.
— Я бы не посмел.
Я направилась к выходу из конюшни, когда Кристиан меня окликнул. Я обернулась.
— Дети будут очень по вам скучать. Они будут расстроены, что вы уезжаете.
Я отвернулась, толкнула дверь.
— И я буду расстроен, — послышалось за спиной, когда я уже выходила.
Дверь захлопнулась, и я прижалась к ней спиной, пытаясь унять рвущуюся внутри бурю.
Следующие дни казались мне адом. Дети, словно почуяв мой отъезд, вели себя удивительно отлично. Глядя на их головки, склоненные над листами бумаги, пока они усердно выводили буквы, у меня сердце рвалось на части. Я полюбила их как родных. А теперь вынуждена оставить.
Через три дня после поездки в город пришло письмо. Роберт
