другую и направился на кухню. Налил стакан воды и залпом выпил. Сполоснул посуду и тут услышал оглушительный стук. Ему показалось, что кто-то в остервенении бьет кулаками, пинает ногами дверное полотно, от этого стоял жуткий гул в квартире. К этой какофонией звуков добавилась ругань, сопровождавшаяся криками.
— Сука поганая, открывай! Я знаю, что ты дома! Я слышу, что ты там ходишь. Ты мне всю жизнь испоганила! Открывай!
Арай быстро натянул джемпер, который увидел на вешалке в коридоре, и повернул защёлку, открывая замок. В подъезде слышалось бормотание вперемешку с матом и чем-то, похожим на всхлипы.
— И что мне теперь делать? Куда идти? — вопрошал крупный мужчина, привалившийся спиной к стене. Рассмотреть его сбоку было сложно, но то, что на нём дорогой костюм, опытному глазу Арая стало ясно сразу. — Это же полный пиздец! А эти?
Он икнул и грязно выругался. Аккуратная модная стрижка выглядела растрёпанной, светлая прядь падала на лоб и вздрагивала, когда мужчина резко кивал, словно продолжал разговор с кем-то невидимым.
— Они обчистили все счета, вывели бабло за рубеж, и сами смылись. Во как! А мы, как дураки, ходим на работу, ждём дня зарплаты, а вместо этого — оба-на, следственный комитет, обыск, опечатанные двери, изъятые документы. Ик… Я же говорил, чтобы ты не лезла, сука!
Он резко повернулся к двери, но не удержался на ногах, завалился на бок и рухнул к ногам Арая, стоявшего в проёме, засунув руки в карманы брюк. Светловолосый гость медленно поднял голову, рыгнул, пробормотал «пршу прщения» и попытался встать.
«Неужели это муж Тамары? Судя по возрасту, вполне мог бы быть им. Моложе меня лет на пять. Интересно, он всегда таким был, или его что-то выбило из колеи? Потеря работы? Видимо, надо понимать, что её расследование привело к хорошему результату, и руководство компании дало дёру. Но зачем этот-то пришёл?»
Отчаявшись подняться на ноги, пьяный мужчина спросил:
— Ты кто, мужик? А, ладно, это неважно. Налей ещё. И себе. Я угощаю. Где моя сумка? Где я её оставил? Там все документы. Хер с ними, найду потом. Ты представляешь, а? К хуям собачьим накрылась работа, а всё из-за… А жена, вернее, не жена, — он замолчал, силясь связать мысли в единую цепь, но махнул рукой, — я так и знал, что не надо на ней жениться. И правильно сделал, что тянул, не женился. Нашла другого! Настроила детей, что и без меня они обойдутся. Ага, а то как же! Деревня непромытая! Конечно, им-то хорошо, они ко мне так и не привыкли, чужой я им всем. Сказала, чтобы валил на все четыре из её дома. Она, видите ли, давно любит того, другого, а меня просто жалко было. Теперь, значит, не жалко? А кто деньги давал на этот чёртов дом, а? Но я же не мог на себя оформить, на Тамарке был женат, всё ждал, когда она продаст эту халупу. Ик. Хрен мне по всей морде! Вот что я получил от всех! Слушай, мужик, как думаешь, если я к Тамарке подмажусь, она пустит меня к себе? Да пустит само собой. Конечно! Куда ей деваться, одинокой бабе.
Арай посмотрел на часы и вздохнул: он уже задерживался. Но оставить просто так бывшего мужа Тамары не мог, понимал, что тот будет приходить, надоедать, мешать соседям, если ему не разъяснить обстановку.
«Набить бы тебе табло, урод, но связываться с пьяным — себя не уважать…» — подумал он, сжав руки в кулаки, спрятанные в карманах брюк.
— А ты кто? — снова вскинув голову, спросил пьяный гость и огляделся. — Это я к Тамарке пришёл? Ах, да, квартира! А где… Ты кто?
Он взревел, как бешеный бык, и резко встал на ноги, нависнув над Араем.
«Н-да… У нас разные весовые категории. Этот бывший на полголовы выше и на сорок кг тяжелее. Ведь шею себе свернёт, если рухнет с лестницы. Как с пьяным драться? Нечестно же. Он лыко не вяжет».
— Я муж Тамары, — спокойно произнёс Аракелян и вынул руки из карманов.
— Чего? — выпучив глаза, прошептал блондин. — Что ты сказал, черножопый? Повтори! Ну-ка, повт…
Его движение к сопернику больше походило на падение огромного мешка с длинными, растопыренными щупальцами. Арай чуть отодвинулся, освобождая ему полёт, одновременно делая захват руки обезумевшему человеку и залом в локте. Перегнув пополам изрыгающего проклятия и мат незваного гостя, нажимая всё сильнее, до хруста костей, спросил:
— Повторить, говоришь? Что ж, для тупого и пьяного ещё раз: чтобы я тебя больше не видел, не слышал, не осязал твоего зловония. Понятно выражаюсь?
— Да пошёл ты, козёл!
— Непонятно, значит. Ломать руку? Или ногу? Или и то, и другое? — От неожиданного удара под коленную чашечку бывший муж Тамары взвизгнул и заохал. — Продолжать? Или понятно стало? Забудь сюда дорогу. Увижу, спущу с лестницы, костей не соберёшь.
Наверху открылась дверь, и послышались лёгкие шаги. Кто-то остановился у лестничного пролёта.
— Что там происходит? — спросила Анна Ивановна. — Я сейчас полицию вызову.
— Не стоит, это Арай. Я тут кое-кому мозги вправляю, чтобы не портил воздух нашего двора и не навещал бывшую жену.
— Очень хорошо. Тогда я ничего не видела и не слышала. Только не покалечь его, не хватало отвечать за этого гад… Так хочется выругаться!
— Не сдерживайте себя, — усмехнулся Арай, слушая отборный мужской мат согнутого человека.
— Ладно, но я тихонько, дома, — ответила она и ушла, хлопнув дверью.
— Так что скажешь, пьянь подзаборная? Ломать?
— Нет, — глухо прошептал протрезвевший гость. — Я всё понял.
— Тогда отваливай по-хорошему. Пока по-хорошему. А то я могу передумать.
Светловолосый помятый мужчина, прихрамывая, начал спускаться по лестнице. Он прижимал непослушную руку к груди и продолжал приговаривать, что «подкараулит черножопого, и они поквитаются».
— Ещё раз увижу, огребёшь без предупреждения, — сказал ему вслед Арай и сделал шаг к уходившему человеку.
— Да понял я…
Тогда, вернувшись в деревню, он не сразу смог зайти в дом. Всю дорогу старался успокоить разыгравшиеся нервы, даже жалел, что не вмазал бывшему мужу Тамары. И злился страшно на слова, сказанные о ней с пренебрежением, на тон, в котором звучало презрение к людям, живущим в деревне.
«Сам-то ничего не сделал в жизни, чтобы так относиться к кому-то, — думал он, по привычке сжимая кулаки в карманах брюк. Всегда так делал, чтобы не показать своих эмоций тому, кто их вызывал. Стоя у стены сарая, чувствовал, как скручивает всё внутри из-за не выплеснутого шквала негатива. — Гадёныш, мелкий пакостник. Сколько же нервов он вытянул из неё,