ему насолили?
– Не знаю, – пожимаю я плечами, – но с Блэйк я лучше поладил.
– Ага. В общем, про ваш следующий разговор. Они дали нам чуть больше документов на ознакомление, поэтому в этот раз мы, вероятно, сможем давать развернутые комментарии – в зависимости, конечно.
– В зависимости от чего? – озадаченно переспрашиваю я.
– От вашей версии событий.
Смотрю на нее, ожидая, что она скажет что-то еще, но она, похоже, ждет того же от меня. Наконец она закидывает за ухо непослушную прядь и снимает с ручки колпачок.
– Ну так что?
– Что?
– Какова ваша версия?
– Моя версия такова, что я этого не делал.
– Сойдет для начала. – Она поднимает на меня взгляд. – Ну а дальше? Почему вы оказались в доме? Когда вы оказались в доме? Вы все еще твердо настаиваете на всем, что рассказали на прошлой неделе, или придумали что-нибудь?
Я ошарашен ее прямотой, но, видимо, по-другому она не может.
– Мне начинает казаться, что все было так, как они говорят. Тридцать лет назад, – отвечаю я.
– Ладно. И вы говорите, что действительно видели, как ее тогда убили?
– Думаю, да.
– Думаете?
– Послушайте, это нелегко. Моя память… мою жизнь в течение всех этих лет не назовешь идеальной. – Я чувствую, как внутри у меня нарастает буря.
– Понимаю, правда, но я все-таки должна знать. Почему вы повторяете «я думаю»?
– Потому что я не уверен, что это все не мое воображение. Но ведь я так отчетливо вспомнил все детали. Я видел, как ее убили. Уверен в этом. Я только не знаю…
– Вероятно, вам еще тогда в полиции показывали ее фотографии, раз уж вы так близко с ней были знакомы?
– Нет, – отвечаю, – я не знал, что она мертва. Как минимум я не помню, чтобы знал. Мог ли я совершить это?
– Что? – спрашивает она.
– Это мог бы совершить я.
Она откладывает в сторону ручку и серьезно глядит на меня.
– Коли так, продолжайте отвечать «без комментариев». Ни слова больше. Но вот вам мое мнение: с тем, что им теперь известно, «без комментариев» для вас не прокатит. Нам сошло с рук в первый раз, мы разыграли карту с не переданной нам информацией. Но теперь в вашем деле стоит включить защиту, уж поверьте. Как можно раньше и основательнее. Поэтому спрошу еще раз. Вы уверены, что это был кто-то другой?
Обдумываю ее слова. То, что говорил вчера Себ, все еще похоже на правду. Я не мог этого сделать, если любил ее, ведь так? Сейчас, припертый к стенке, я готов сражаться, но в то время насилие мне было чуждо. Я ненавидел его. Я всегда считал, что насилие – это потерявшая управление машина; когда вы теряете контроль над эмоциями, вы просто пассажир в собственном теле.
И все-таки мои воспоминания сейчас подавлены, размазаны, называй как хочешь. Не то чтобы стерты напрочь – они превратились в коллаж. Одни фрагменты – яркие и дерзкие, другие – темные и обрывочные. Этот контраст выводит меня из равновесия. Воспоминания не перетекают одно в другое, они бродят вокруг, как сновидения.
– Уверен, – отвечаю я.
– Хорошо, – говорит она. – Как вы оказались в том доме? Вас пригласила внутрь покойная?
Покойная. От этого слова берет оторопь. Она была человеком.
– Я не уверен.
– Вам надо подумать? – спрашивает она. – Зачем вы были там?
У меня есть ответ, но я не уверен в том, как это прозвучит.
Я жил тогда на улице. Было холодно… мне нужен был день или два, чтобы привести себя в порядок. А Грейс нашла меня и дала запасной ключ. Сказала, я могу у нее помыться. Вот, наверное, зачем я был там.
Вспоминаю о ключе, который находился у меня в момент ареста. Что с ним случилось потом, я не знаю.
Джанин удивленно смотрит на меня.
– Ну и что? Разве, в конце концов, она сама не уехала?
– Я не знаю. Не помню, чтобы было именно так, как рассказываю. В моей голове это не ее, а просто пустой дом, в который я забрался, потому что мне негде было переночевать. Я даже не ожидал, что он будет пустым, но оказался именно таким. Ну, то есть, я думаю, дверь была не заперта.
Все это время она записывала мои слова, но тут вдруг прекратила.
– Ума не приложу, как мне быть с тем, что вы рассказываете, мистер Шют. Так у вас был ключ или же дверь была не заперта?
– Я не знаю.
Чувствую, как к щекам приливает кровь и они краснеют.
Она вздыхает.
– Ладно, Ксандер. Мой совет вам – стойте на «без комментариев». Возможно, нам придется пойти по психиатрической линии. Я знаю, полиция посчитала, что вас можно допрашивать, но мне это теперь кажется неправильным.
– Психиатрической? И вы туда же? Я не сумасшедший. Я не пойду к психиатру.
– Вам решать, но тут все серьезно. Они собираются обвинить вас в убийстве. Тут все серьезно, вам грозит пожизненное.
– Обвинить? Они обвинят меня? – не могу поверить я. – Я думал, они сочтут, что улик недостаточно.
– Мы должны быть готовы к этому варианту.
– Но я думал, вы сказали, у них ничего нет.
– Это было до того, как они обыскали дом Себастиана. Теперь у них кое-что появилось. И дело пахнет жареным.
– Но Себ остановил их. Он сказал, ордер был неправильный.
– Что ж, им хватило времени.
Глава тридцать шестая
Четверг
Консультацию с Джен мы завершаем уже к полудню. Смотрю, как она, закончив записывать, отмечает какие-то фразы желтым маркером. Чувствую, что я в компетентных руках, но знаю, что даже компетентные руки не способны на волшебство.
– Спасибо, Джен, – говорю я и собираюсь уйти. – Многое нужно обдумать, но через пару дней, когда я подумаю, у меня будут ответы получше.
Прямо сейчас мне слишком многое нужно осмыслить. Я себя знаю. Надо найти какое-то место, отбросить все, что навесил на меня внешний мир, и ясно порассуждать. У меня получится, времени достаточно. В дверях я оборачиваюсь и вижу, что Джен удивленно смотрит на меня.
– Куда вы? – интересуется она.
– Назад. Домой. Или к Себу.
– У нас встреча.
– Мы ведь закончили, разве нет?
– Не со мной. С полицией.
– Что? Сейчас?
– Да, сейчас, Ксандер. Вы в порядке? – спрашивает она, поднимаясь.
– Простите. Я не… А я знал об этом? – говорю я.
Комната вокруг меня как будто накренилась набок.
– Сегодня они хотят снова расспросить вас по поводу новых улик. Вот почему вы здесь. Они назначили встречу.
Сердце на мгновение замирает.
– Допрос? Я не готов к допросу. Какие новые улики? О
