этого не знают.
— Но я знаю.
Он намеренно пытается унизить меня? У меня сжимается горло. Глаза наполняются слезами. Я шепчу: — Мал.
Игнорируя мое огорчение, он говорит: — Я знаю, что если бы Деклан О'Доннелл мог видеть тебя сейчас, он бы не волновался. Твоя сестра тоже. Им не нравится ситуация, очевидно, из-за кого я. Но они бы знали, что ты в безопасности. Они бы знали, что ты была счастлива, разве не так, Райли?
Его тон источает кислоту. Он хочет, чтобы все горело, и, черт возьми, это происходит.
Предоставьте мужчине самому взять что-нибудь красивое и раздавить в кулаке.
Я скатываюсь с его груди, бормоча: — Пошел ты.
Прежде чем я успеваю подняться с кровати, он хватает меня и прижимает к матрасу, придавливая своим весом, прижимая мои руки к голове. Он смотрит мне в глаза, весь в огне и ярости, его тон острый, как лезвие ножа.
— Ты можешь оставить при себе свои фантазии и свое прощение. Я живу в реальном мире. В мире, где действия имеют последствия. И не забывай, что не я это начал.
— Ты мог бы стать тем, кто положит этому конец.
— Он убил моего брата!
— И я получила пулю за тебя. Я могла умереть.
— Ты этого не сделала.
— Нет, потому что ты спас меня. Знаешь почему?
Он рычит: — Не говори этого, черт возьми.
— Потому что ты хороший. Глубоко внутри ты хороший человек.
В его глазах снова тот дикий взгляд, который я видела раньше. Только на этот раз в нем меньше паники и больше ярости.
Меня это не останавливает.
— Смотри на меня сколько хочешь, я знаю, что это правда. Ты заступился за своего брата, когда его домогались. Ты не хотел убивать того парня в баре. Это был несчастный случай. С тех пор ты отрабатывал долг, который никогда не будет выплачен, просто чтобы ваша семья была в безопасности. Ты делал то, что делал все это время, для других людей.
Сквозь стиснутые зубы он говорит: — Прекрати. Разговаривать.
— Ты не убил Паука. Ты не убил меня. Я начинаю думать, что на самом деле ты не хочешь никого убивать, ты просто привык выполнять приказы.
— Ты ни хрена не понимаешь, о чем говоришь.
— Ты мог бы уйти сейчас, не так ли, Мал? Теперь, когда все, кого ты любил, ушли, у тебя больше нет причин продолжать делать то, что ты делаешь для Пахана.
Он кричит: — Нет, я не могу... но я хочу!
Мы лежим нос к носу, тяжело дыша и глядя друг на друга, пока он не берет себя в руки. Затем его голос становится низким и твердым.
— Это моя жизнь. Я такая, какая я есть. Не придумывай красивую ложь, чтобы сказать самой себе. Чтобы тебе стало легче от того, что ты трахнулась с убийцей.
— Я прямо сечас тебя ненавижу.
— Ты должна ненавидеть меня. Я нехороший. Я никогда не буду хорошим. Я однажды сказал тебе, что я худший человек, которого ты когда-либо встречала, и это была правда, малютка. Нравится тебе это или нет, но это была правда.
Он отпускает меня, встает с кровати и голышом направляется к шкафу. Он исчезает, затем быстро появляясь полностью одетым. В одной руке он держит черную сумку, а в другой — свое пальто.
Не сказав больше ни слова и не взглянув в мою сторону, он ушел.
34
Кейдж
Лежащий на больничной койке, с трубками, торчащими возле носа, с руками обмотанными бинтами, также как и почти вся видимая кожа, включая лицо, чувак выглядит дерьмово.
Я должен был увидеть это своими глазами. Не могу поверить, что этот упрямый маленький ублюдок все еще жив.
— Привет, Диего.
Он смотрит на меня. Его темные глаза на удивление сосредоточены.
Из того, что я слышал, у него практически умер мозг.
Я полагаю, что если тебе на голову упадет горящая деревянная балка, это произойдет с тобой.
Я сажусь рядом с его кроватью и кладу пистолет на тумбочку. Если не считать механического писка кардиомонитора, в комнате тихо. Тихо и темно. Сейчас работают медсестры ночной смены. Как и его телохранители ночной смены, находящиеся за дверью.
Диего молча наблюдал за мной, когда я выпрыгнул из вентиляционного отверстия в потолке после того, как снял решетку. Хотя выражение его лица скрыто бинтами, он, кажется, не удивлен, увидев меня. Он не пошевелил ни единым мускулом и не издал ни звука.
Не похоже, что он может.
Понизив голос, я говорю: — Я слышал, ты ничего не помнишь. Даже своего имени. Это правда?
Ответа нет. Неудивительно.
— Если тебе от этого станет легче, то я этому не рад. Я делаю жест, указывающий на его полную ублюдочность. — Ты мой враг, но я не законченный дикарь. Таким мужчинам, как мы, не подобает так поступать.
Его взгляд не отрывается от моего лица. Я не могу сказать, слушает ли он меня или осознает окружающее так же хорошо, как печеная картошка.
Его потеря памяти избавила меня от многих неприятностей.
Неприятностей самого худшего рода.
Странно, что я не чувствую себя счастливее от этого.
— Как бы то ни было, я не мучил тебя. Конечно, я держал тебя взаперти в клетке несколько недель, но это было только в расчете на то, что ты сломаешься и начнешь говорить. Но ты никогда бы этого не сделал. Должен сказать, я восхищаюсь этим. Человек ничто без своей чести.
Я тяжело вздыхаю, проводя рукой по волосам. — Забавно, Диего, что я потерял вкус к жестким вещам. Я думаю, Малек, возможно, был прав, когда говорил, что женщины делают тебя мягким. Некоторое время назад я бы повесил тебя на стену и потренировался в стрельбе по мишеням на твоем торсе, чтобы получить нужную мне информацию. Теперь, видя тебя таким ...
Я снова вздыхаю. — Это только вгоняет меня в депрессию.
Диего лежит в своей постели, не моргая.
Бедняга. Я лучше миллион раз умру, чем буду жить как цуккини.
Странно, но его молчание тызывает у меня желание продолжить разговор.
— Возможно, тебе будет интересно узнать, что я обставил все так, будто это MS-13 захватил тебя в плен. Я слышал, как их лидер сделал замечание о моей девушке, и, очевидно, этого нельзя было стерпеть. Никто не говорит ни хрена о моем девушке. Он потерял из-за этого голову, — усмехаюсь я. — Единственное, что я скажу об этом придурке Деклане, он не наносит ударов, когда жаждет мести.
— Я знаю, что не имеет смысла то, что я вытащил тебя из пожара на складе. Для меня это тоже не имеет особого смысла. Было бы умнее, если бы я позволил тебе сгореть. Это здание
