на дно колодца, раскручиваясь, упала веревка. На ее конце находилась странная петля-ремень, больше подходившая для отлова бродячих собак.
Ева рванула было за помощью к Лине, но остановилась, заметив ее холодный, плавающий взгляд. Сопевшая парочка не разлепилась даже для того, чтобы отпихнуть ее.
Первым в колодец спустился парень, явно страдавший от проблем с позвоночником. За ним на покрытый соломой пол ступил какой-то тюфяк в клетчатой рубашке.
– Я сам, – сказал парень.
– Как скажешь, Юсси.
Тот, кого назвали Юсси, накинулся на взвизгнувшую Еву и повалил ее. Она грохнулась на живот. В легких от удара вспыхнула боль. Она с криком развернулась, беспомощно и бестолково молотя кулаками, и пропустила момент, когда на ее правую ногу надели ремень-петлю.
Мир неожиданно перевернулся. У щиколотки словно свилась огненная змея, стиснувшая добычу. Потолок, на котором стояли ее обидчики и занималась любовью Лина, начал отдаляться.
К собственному стыду, Ева почувствовала, как ее ягодицы и все остальное попали на всеобщее обозрение, сверкая и бросаясь в глаза.
– Я – дочь Саргула! – выкрикнула Ева, борясь с ужасом и тошнотой. Она попыталась ухватиться за гладкие стены колодца. Тщетно. Сообразила, что может лишиться очков. Вцепилась в них. – Если со мной что-нибудь случится, вы все сгорите этой ночью! Заживо! Я проклинаю вас, сукины вы дети! Слышите? Проклинаю!
Она еще продолжала кричать, но уже нечто бессвязное, когда ее наконец вытащили из ямы. В водовороте из рук, хвои, земли и красновато-зеленых теней Ева заметила сочувственный взгляд. А потом этот взгляд исчез во всеобщей мешанине.
Ева не сразу поняла, что ее потащили по улочкам. Наконец девушку приволокли к какому-то амбару. Одного взгляда хватило, чтобы понять, чем занимались в этом черном строении, насквозь пропахшем медикаментами.
У дома напротив сидел паренек с огромной рыжеволосой головой. Он отвлекся от изготовления факелов и уставился на Еву глупыми глазами с ясным взглядом. Застенчиво улыбнулся.
Откуда-то выплыла Вирпи. Видимо, и эту унизительную процессию возглавляла она.
– Добро пожаловать в Иатриум, дорогой мой экотаон, – произнесла она с ледяной улыбкой. – В этом месте ты станешь собой.
Двери амбара с треском распахнулись.
2
Из книги «Сирены Амая: история шокирующего расследования», Ярослав Доргун, издательство «Черная Древесина», 2023 г., страница 242
«Надо признать, Дети Амая имели множество нездоровых пристрастий, но среди них нашлось место и вполне обычному: тяге к заимствованию слов.
Нас интересует так называемый Иатриум. Что представляет собой это дьявольское место – мы уже выяснили. Но что означает само слово „Иатриум“?
Филолог и лексикограф (еще одно словечко не для всех) Мария Антонова, руководитель кафедры „Классическая филология“ МГУ имени И. И. Срезневского, была столь любезна, что согласилась помочь разобраться с этим вопросом.
По ее словам, „иатриум“ является производным от „иа“ и, соответственно, „атриум“. „Иа“, как могло некоторым показаться, не имеет никакого отношения к информационным агентствам, истребительной авиации или ослиному крику. Эти две буквы в переводе с древнеегипетского означают гармонию и равновесие. Вероятно, Дети Амая тоже придерживались этих состояний, как психопаты, которые пытались сделать так, чтобы два оголенных провода под напряжением были одного размера.
Слово „атриум“ восходит к латыни и в своей первоначальной ипостаси означает „помещение, почерневшее от копоти“. Но здесь, по заверениям Марии Антоновой, речь, скорее всего, идет о древнеримском жилище. Точнее, об одной части этого жилища. О той, которую называют местом сна матери семейства.
А теперь сложим вместе „иа“ и „атриум“, немного поразмыслим и получим некое жуткое место, в котором мать либо олицетворяла, либо творила гармонию… перекраивая своих детей в соответствии с законами кровожадного божка. Намек же на почерневшие стены более чем отражает реальность, настигшую Детей Амая.
И знаете, что сказала по этому поводу единственная выжившая из всей общины?
Что Симо Ильвес „сумел насладиться даже такими черными душами, как наши“».
49. Харинов принимает решение
Ноги Харинова подгибались от усталости. Стрельба, оперирование на берегу, подъем – все это сожрало не только ресурсы тела, но и повлияло на моральный дух. Не принесло облегчения даже то, что саквояж тащила Марьятта, эта странная хромавшая девушка. Западная часть неба окрасилась в розовый цвет, предвещая скорые сумерки.
– Почему мы остановились? – выдохнул Харинов. Ремень от карабина натер шею так, что единственную по-настоящему полезную вещь, оружие, хотелось зашвырнуть куда подальше.
– Ты скажи мне, Харинов, Посланец Саргула. – Марьятта прижимала к груди саквояж, позабыв о том, что у него есть ручка. Ее лицо тоже блестело от пота. – Глотка Амая или Яма Ягнения? Куда? Нежеланным чужакам путь только в эти места.
– Что значит «куда»? Мне нужно найти остальных, разве не…
Харинов осекся. Мужчин и женщин отводили в разные места – для разных целей. Жертвоприношение и секс. Убивай и трахайся. Перед глазами встала Лина, его обожаемая Лина, которую сейчас… В голове словно щелкнул тумблер, и патологоанатом решил, что лучше бы оставить эти мысли в покое. Ради всеобщего блага.
Но он не мог.
– Что там делают с женщинами? – спросил Харинов и тут же рявкнул: – Я знаю, что с ними там делают, черт возьми! Не отвечай мне! – Он перевел дух и приложил руку ко лбу, собираясь с мыслями. – Я имел в виду: женщины – чем для них заканчивается визит в вашу чертову выгребную яму?
По телу Марьятты пробежала судорога, вызванная вспышкой бешенства. Потому что никто – даже врач с материка! – не имел права так отзываться об укладе общины. И почти сразу ярость погасла. Законы Амая не только жили в душе девушки, но и напоминали клубок обидчивых змей. И твари, как выяснилось, кусались, если им что-то не нравилось.
– Яма Ягнения определяет, – проговорила Марьятта, – как именно женщину примут в наши дома.
– Что ты имеешь в виду?
– Если мужчины откажутся от женщины, она покинет Яму экотаоном.
– О боги!
Даже думать об этом было невыносимо. Тошнотворный образ того, как Лину, такую спокойную и сильную, терзают эти звери, шибанул по разуму будто молотом. И если уроды по какой-то причине не получат желаемого, то все закончится кустарной сменой пола. Отсюда следовало остальное: увечье, кровопотеря и, вероятно, смерть.
– А мужчины? Что будет с ними?
– Они будут пожраны Амаем. Сразу после черной мессы.
– Убиты, да?
Марьятта не ответила. Она присела, подобрала прутик и принялась рисовать волнистые линии на земле.
– Куда ближе: до этой глотки или до общины? – спросил Харинов.
– Расстояние примерно одинаковое. И людей всюду тоже будет поровну. Должно быть поровну. Мы сами выбираем, какая потребность важнее.
– Сами определяете? – он умилился. – Что же ты не выбрала
