друзьями — я все пойму и буду тебе лучшим другом, обещаю. Ну, а если ты в таком же восторге, как и я от того, что между нами происходит то…
— Леш?
— Слушай, я понимаю, что тороплю события, — не слышит меня Соколов и продолжает впопыхах, — но это для тебя они слишком стремительные, я же ждал этого всю свою жизнь! Утро, которое мы провели вместе за завтраком и ночь разговоров стали для меня лучшими за последние годы, и я просто уверен, что мы с тобой будем самыми крутыми соседями, совместному быту которых можно только позавидовать!
— Ты хочешь, чтобы мы жили… вместе?
— А ты?
— Ох…
Ну, все! Я теряю не только способность говорить, но и думать. Стою и слушаю многообещающую речь парня, в которого начинаю влюбляться еще больше. Особенно за то, что его речь звучит так, словно ее много раз репетировали. Леша, в отличии от меня, подготовился к этому разговору. А я как дура со своей открыткой!
— Не отвечай прямо сейчас, обещай подумать.
Умоляющий взгляд Леши выводит меня из гипноза. Я лихорадочно соображаю, как сказать об уговоре с Аксеновым — единственном препятствии, мешающим ответить «да».
— Я не хочу тебя терять, Ермакова! Мне плевать кем ты меня считаешь. Я знаю, кем яхочу стать для тебя!
Не знаю, как прекратить эту пылкую тираду, высвобождаю руки из хватки Соколова и, встав на цыпочки, беру его лицо в ладони. Он пугается и замолкает.
— Леш, остановись, — шепчу я, сгорая от желания зацеловать его всего. Закусываю губу, чтобы сдержаться и не сбиться с мысли. Сначала надо поговорить.
— Прости, я чот разнервничался… — он хватает меня за запястья.
— Я тоже.
Мы усмехаемся и смотрим друг на друга так как никогда еще не смотрели: с верой, что у нас все может получиться! Но…
— Сначала мне нужно кое-что закончить, — получается сказать это на выдохе, отчего звучит излишне трагично.
Выражение Лешиного лица мгновенно меняется. Он широко распахивает глаза и замирает. Я спешу объяснить:
— Эти обзоры… я взялась за них не просто так… — Боже, я говорю, а шок Соколова меняется на чистейший ужас. — Это классная возможность, потому что Виктор Максимович…
— Твою мать, Ермакова… — сухо шелестит он, его руки опускаются вниз, словно обмякают. — Ты серьезно? Портишь такой классный момент, снова заговорив о НЕМ?!
Он делает шаг от меня, убирая мои руки от своего лица. Леша обводит меня таким оскорбленным и разочарованным взглядом, от которого мне становится не по себе. Делаю шаг к нему и протягиваю руки снова, но он не позволяет прикоснуться к себе.
— Стой, дай договорить! — злюсь я и топаю ногой. Вот же упрямый! — Я тебя выслушала, а ты меня не хочешь?
В ответ он лишь мотает головой и медленно пятится назад, пока не упирается в дверь. Неспешно отпирает ее и уходит с балкона, бросая на меня взгляд, от которого мне хочется провалиться сквозь землю и одновременно побежать за ним, схватить и надавать пощечин.
— Но я же хочу помочь! Тебе и твоему комиксу! — кричу вслед, хотя знаю, что за запертой дверью меня уже никто не слышит. — Что за гадство?!
Снова топаю ногой и до боли в ладонях сжимаю кулаки. «Чудесно» поговорили!
***
Еще долго я торчу на балконе в одиночестве, чтобы собраться с мыслями и хоть немного успокоиться. От хлопка балконной двери сердце подскакивает к горлу. Оборачиваюсь и с огорчением встречаю на соседнем балконе ту самую соседку-мамашку.
— Добрый вечер, — тихо говорю я, испытывая неловкость за чужую вечеринку, в чужой квартире, перед чужой соседкой.
— А вот это вряд ли, — ворчит женщина, звонко помешивая ложкой в огромном стакане из которого торчит пакетик чая. — Надолго это у вас?
Пожимаю плечами и почему-то улыбаюсь, заметив, как ее правый глаз нервно дергается, при слове «это».
— Потерпите, пожалуйста. С завтрашнего дня эта квартира будет пустовать лет пять, минимум.
— Да вы что?!
Женщина хватается за сердце и, спешит домой, при этом громким шепотом зовет своего мужа.
— Гена? Ге-енааа! Я тебе такое скажу-у-у…
Она исчезает так же внезапно, как и появляется. Но я рада, что сегодня хоть для кого-то оказываюсь гонцом с хорошей вестью.
Я снова остаюсь одна на балконе. Кажется, о моем существовании забывают все, кроме Милаша. Пес скребется лапой по стеклу, просится ко мне. Я впускаю его и, присаживаясь, обнимаю за шею. Он пахнет мокрой шерстью и пивом. Кто-то облил беднягу, надеюсь, что случайно.
— Как ты живешь с таким вспыльчивым хозяином, а? — чешу собаку за ухом и нахожу взглядом Соколова.
Он стоит у барной стойки и старательно пытается поддерживать разговор с Хасановым и Прихлопом. Наблюдаю за ним и понимаю насколько же глупо выглядит наша ссора. Даже не ссора, а идиотская недомолвка, которую я дико хочу исправить.
Компания Милаша немного успокаивает, я решаюсь вернуться в квартиру. Соколов видит меня и нарочно отворачивается, когда наши взгляды пересекаются.
— Что за детский сад! — бормочу я и неожиданно обращаю внимание, что на Леше свободные, спортивные штаны. А те, в задний карман которых я засунула открытку, замечаю на крючке в прихожей.
Уверенной походкой, я иду туда, намереваясь вытащить послание, подойти к Леше и вручить его лично, вместе с тирадой ругательств, которые сочинила и тщательно отрепетировала. Меня останавливает девушка с широкой, белозубой, как санфаянс, улыбкой. Хорошо, что я совершенно ничего не слышу, сквозь громкую музыку и собственный бешеный ритм сердца.
— … не знала, что у него есть девушка, — выхватываю часть из сказанного незнакомкой.
— У кого? — мой взгляд и все внимание устремлено только на джинсы у входа, больше ни о чем думать не могу.
— У Сокола! — смеется симпатичная блондинка, трогает мое плечо. — Ты же его девушка?
— Скоро выясним! — решительно говорю я и, бросив ей извинения, спешу к прихожей.
Глава 27. Главный вопрос
10 лет назад
Опять опаздываю в школу. Уже три месяца, как мы переехали в Николаевку, а мама до сих пор не может рассчитать во сколько нужно выехать из дома, чтобы успеть к первому уроку. Не люблю привлекать внимание класса. Я и так стараюсь лишний раз этого не делать, ненавижу, когда на меня смотрят. А если сегодня на замене исторички Валерий Эдуардович, то он еще и едкий комментарий отпустит, от которого я буду оправляться пол-урока. Только бы не заставил надевать дурацкую корону из «Бургер Кинга». Он любит награждать ею особо отличившихся и считает это забавным.
Стучу в дверь, захожу в класс, бормоча извинения.
