него расписывался. Судить будут из-за него.
— Никакого пистолета... — уже терялся в догадках Иван Андреевич. Может быть, солдат еще не полностью пришел в сознание? Или он еще не отключился от пребывания в воинской части?
— Как это — никакого?! — злился солдат. Он сдернул с себя простыню, попытался встать. Но сил было мало, от напряжения он быстро вспотел и мягко повалился на подушку. — Что случилось? — уже с мольбой о помощи смотрел он на Ивана Андреевича.
— Ничего-ничего, бывает, — укладывал Иван Андреевич солдата поудобнее. — Вы разве ничего не помните? О каком пистолете говорите?
— Был он, был! — застонал солдат.
— Ну хорошо, был... Найдется. Не будем тревожить сердце из-за пустяка. Вы же больны, неужели не видите?
«Совсем мальчишка, — смотрел Иван Андреевич на бледное худое лицо солдата. Охватила жалость. — Почти как Артемка! И кадычок еле оттопыривает кожицу, и бриться еще как следует не начал...»
Солдат задремал. От его ровного дыхания стало спокойнее и Ивану Андреевичу. «Если б в возрасте Артемки, в армию не взяли бы. Вид у него такой, исхудал, наверное. Шутка ли, столько отваляться, да еще без пищи...» Иван Андреевич подумал, что следует обратиться к Гровсу насчет пистолета, вручить надо солдату эту игрушку — нежелательно сейчас его волнение. Когда окрепнет, тогда и поговорить напрямую. Сунуть бы ему под подушку несчастный пистолет, пусть успокоится... Но после будет ли солдат верить Петракову? Ведь пистолет рано или поздно отберут, не полагается здесь оружие. Потеряет доверие... А не из-за стремления ли приобрести единомышленника начал работу над солдатом?
Иван Андреевич ходил по комнате в ожидании, когда солдат очнется. Сложил гармошку ширмы — теперь не нужна эта загородка. Упаковал в коробку медикаменты с тумбочки, осмотрел одежду солдата, висевшую в шкафу. Скоро могут потребоваться мундир, брюки, фуражка. Все было одного серо-зеленого цвета, с нашивками на рукавах и погонах, с остроугольной блямбой на околыше. Все было чуть поношено, судя по всему — выходная одежда, неповседневная.
Наступил вечер. Без света уже не обойтись, но Иван Андреевич не включал электричество — он боялся обеспокоить больного. Лишь когда солдат слабым голосом спросонья попросил пить, тогда только включил в соседней комнате настольную лампу. К ее мягкому, рассеянному свету добавил освещение веранды. Потом уже включил комнатную люстру.
Солдат щурился от обильного света, пытался что-то рассмотреть вокруг себя. Знакомые вещи не попадались, и это вызвало смятение. Кое-как он поднялся, сел на кровати, свесив босые ноги:
— Где я?
— Разве не знаете?
Иван Андреевич положил ручку, закрыл журнал, куда занес день и час воскрешения подопытного человека. Достал из кармана пухлую, обмятую записную книжку, в ней пометил подробнее о времени и обстоятельствах, при которых поднялся этот человек. В книжке самые важные записи, поэтому он и глянул на солдата — не следит ли? Нет, ему было самому до себя. Солдат потирал ладонями голые коленки, чувствуя, как все больше по телу разливается ласковое тепло.
— Вы, молодой человек, в научном Центре.
— В каком это Центре? — недоверчиво глянул солдат на Ивана Андреевича. — Ах, да‑а... Значит, внутри его... Вон куда угораздило! Значит, я в самом гнезде, — качал он головой. — Удостоился чести. А пистолет, наверное, остался у ворот... Ну да! Отняли во время свалки. Припоминаю... Вы тоже были тогда, у ворот? Нет, не были, я бы видел. Это когда меня забирали. Такие бегемоты навалились, откормленные... В нашем экспедиционном корпусе таких не стали бы держать, громоздкие, самолетов много потребовалось бы, — усмехался солдат.
«Пронесло с этим пистолетом», — удовлетворенно подумал Иван Андреевич.
— Вас как зовут? — спросил он.
— Робертом звали. Теперь, может, изменили, — еще усмехался солдат. — Будто не знаете! Небось такое досье на меня... Да и вот написано, на журнале. Зачем притворяетесь?
— Не притворяюсь я... Мало ли что написано, далеко не всему можно верить. А моя фамилия Петраков, я — профессор. Меня взяли в плен, и вот я здесь...
Роберт засмеялся, повертел пальцем у своего виска:
— Может быть, вы — Наполеон? Чтоб живой профессор вот так со мной, запросто... Пленный! — Его глаза испуганно забегали, он схватил Ивана Андреевича за руку: — Война уже кончилась? Или сейчас война?
— Нет никакой войны, с чего вы это взяли?
— Не обманывайте! А как же понимать — пленный? Бросьте вы это...
Ночь была темной, настороженной. Иван Андреевич вышел на веранду. Угрюмо висел над головой черный бесконечный потолок. Нацеленно, как недремлющее око, светился отраженным огнем хромированный клавиш выключателя кондиционера. «Докладывать Гровсу об «успехах» солдата или повременить?» — тревожило Ивана Андреевича. После доклада Гровс может сразу потребовать документы о завершающей стадии эксперимента. Как раз это ему и требовалось. Отдавать — преступление. Но как не отдавать?..
Он услышал за спиной кашель, возню и вернулся в комнату. Солдат опять лежал, неудобно подломив под себя руку, уткнувшись лицом в подушку.
— Устали? Надо было позвать меня, — помог Иван Андреевич повернуться на спину.
— Я звал... Не уходите из комнаты. Страшно.
Солдат с испугом смотрел на Ивана Андреевича широко открытыми глазами:
— Что со мной сделали? Изуродовали, да? У меня нет сил...
— Скажите спасибо, что живы, — искал пульс на его руке Иван Андреевич. Слабость... Ничего удивительного. Хорошо, если не появится никакой болезни.
— Вы действительно профессор?
«Нет сил... Организм угнетен...» — не выпускал руку солдата Иван Андреевич. Сейчас самое бы время перелить кровь. Да чтобы в малых дозах и с интервалом в два-три дня...
Эх, Роберт!.. Где взять так необходимые хотя бы два-три дня? Кровь должна быть в научном Центре, эксперименты здесь проводились, конечно же, при наличии запасов крови. Но как быть со временем? Ведь всякое промедление непозволительно.
У Роберта нет сил... Введением в его организм фармакологических средств быстрого положительного сдвига не получишь. А нужен только быстрый сдвиг... Можно применить оптимальные дозировки в больших разведениях лимонника, женьшеня... Но важны не только эти вещества, а то, как часто применять их, на протяжении какого отрезка времени. Опять время...
Нет, придется отказаться от быстрой стимуляции организма солдата. Нет времени, значит, для полного достижения цели нет важнейшего фактора... Что ж, Роберт, пока будем беседовать...
— Да, уважаемый, представьте себе, я — профессор.
— Странно... Я ведь — никто, а около меня — профессор. За что? Вот и странно мне. Если вы —
