ты из меня последние клоки выдираешь!» Но Людмила не реагировала. Из шкафа доставала целые горы шарфов и смотрела, что выберет Антонина. Тогда она обильно закутывала ее голову в самый большой шарф, оставляя одни глаза.
– Тушь! – командовала Антонина Михайловна Успенская.
Дрожащими руками Людмила кое-как наводила марафет на ресницы.
И прыскала сверху на все это сильно пахнущим спреем.
Снизу уже звонили.
Людмила впускала гостя – в этот раз это был импозантный господин с трубкой в руке, по шее тоже вился шарф.
– Моя дорогая, – произносил он сильным баритоном.
И Людмила закрывала за ним дверь в спальню.
Сама уходила на кухню – у нее был час тишины.
Когда баритон ушел, Людмила заглянула к хозяйке. Та беспомощно пыталась выпростаться из шарфа.
Людмила помогла. Из глаз Антонины текли черные слезы.
– Ну ты чего, не надо, не надо. Тебе силы нужны.
– Для чего?
– Жить. Вот я скоро Юрочку приведу – посмотришь, какой он сладкий, какой хорошенький.
– Знаешь, кто это был?
– Нет.
– Моя любовь, представляешь, моя любовь. Эта развалина был для меня всем.
– И чего? – Людмила разоблачила Антонину до ночной рубашки и потянулась к зубам:
– Вынимать, нет?
– Дура, я тебе говорю, а ты – зубы! Представляешь, – этот рамоли, этот выживший из ума певец владел моим сердцем.
«Господи, – подумала Людмила, – да он выглядит моложе ее и в хорошей форме. Ходит хотя бы на своих двоих».
– А чего ему надо, – поинтересовалась она, – если такой, как ты говоришь, доходяга, чего приперся?
– Посмотреть на меня.
– Зачем?
– Пригласил в жюри конкурса, представляешь?
– Даром?
– Что даром? Ты всегда какую-то ерунду спрашиваешь. Конечно, за деньги и, наверное, большие.
– Ну?
– Что ну? Ты что, не видишь, в каком я виде?
– Не вижу. Вид нормальный. Ради денег можно и парикмахершу позвать или этого, стилиста. Ты сыну скажи, он тебя куколкой сделает.
– Кто?
– Стилист. А мы платье подберем. У тебя там столько барахла – весь Голливуд одеть можно.
– Давай выпьем.
– Хорошая идея.
– А ты чего про Юрочку сказала – это правда?
Людмила принесла рюмки и коньяк.
– Правда.
Хорошо посидели, впрочем, Антонина уже и сидеть не могла – она лежала, но ей тоже было хорошо. Приятно было думать, что красавец, разбивший ей жизнь, и основательно, стал мерзким шамкающим старикашкой.
Но к Новому году ничего не прояснилось. Уже Людмила договорилась с хозяйкой, что привезет Юрочку сюда и положит с собой на диван, а потом, когда приедет Таня, они и уедут. Антонина была не против. Она вообще ни на что не реагировала – Людмила включала телевизор на среднюю громкость и уходила по магазинам. Все же какие-то деньги она припрятала от Светы и искала подарки в Донецк – соседкам, подружкам и, конечно, Юрочке ненаглядному. Стала забывать запах его шейки – это плохо.
Перед самым праздником телефоны в подвале перестали отвечать. Она съездила и увидела заколоченную дверь.
А потом по телевизору показали страшную новость про самолет, в котором летели артисты из ансамбля. Все разбились у города Сочи.
Она сидела возле кровати Антонины и охала – артистов жалко. И Антонина тоже охала: артистов всегда жалко. И вдруг показали фотографию Лизаветы Петровны и сказали, что она была в этом самолете.
Первая мысль была дурацкая: «Ах вот почему она по телефону не отвечала». А потом пришел ужас.
Вечером выпили, сколько смогли. Людмила вливала по трубочке Антонине коньяк и чокалась с этой трубочкой.
– Чего ревешь, – вдруг четким голосом сказала певица, – скажи спасибо, что Юрочки твоего там не было. Ты найдешь его – живого и невредимого. А Лизавету твою уже никто не найдет.
Ночью Антонина стала умирать. Задыхаться.
Слабым голосом сказала:
– Людка, не отдавай меня в больницу.
– Тонечка, дорогая, что же мне делать?
– Валидол дай!
Перепуганная Людмила засунула ей в рот таблетку.
Антонина маялась. Ее тело лежало, как разлитая сметана по кровати: белое, кислое, неподвижное. И в этой луже жили только глаза.
Людмила погладила ее по маленькой головке с клочками седых волос и подумала: вот послал мне Господь вместо моего нежного любимого мальчика эту старуху. А что делать: она тоже человек.
Но к утру стало совсем плохо, и Людмила позвонила сыну. Он сказал:
– Сейчас буду! Соберите нужное для больницы – не знаю: рубашку, полотенце, мыло.
– Зубы, – сказала Людмила.
– Ну не знаю. Да, зубы.
Людмила несколько раз заходила к хозяйке – та вроде спала. Страшно было. Ни скорой, ни сына. Потом враз приехали, одновременно.
Антонину Михайловну вынесли на носилках – головой вперед, по-человечески, значит, жива.
И все уехали. А сын велел ждать указаний и быть дома.
Утром он сказал, что мать в реанимации и туда никому нельзя. А если будет лучше, переведут в обычную палату, тогда она пригодится. Пусть пока отдыхает.
И вдруг пришла дочь. Она ожидала увидеть Юрочку и принесла подарки – погремушки, машинки, маленькую подушку с зайчиком.
И сразу стала орать на мать, что она убийца, что продала ее ребенка за деньги и признаваться не хочет, что она на нее управу найдет. У нее сейчас друг хороший из ментовки, он ей покажет.
– Хороший друг? – заинтересовалась Людмила, мелькнула мысль, что вот кто поможет в поисках мальчика.
– Сука он, – коротко объяснила Светка, – все, о нем ни слова. Я домой хочу.
И стала оглушительно рыдать.
Людмила стояла растерянная. В голове появилась нехорошая мысль: «Симулянтка!»
Это про собственную дочь: разве так можно?
Зазвонил телефон. Никак не могли его найти. Это был не Светкин и не Людмилин.
Когда нашли, он замолчал.
Света прошлась по квартире и сказала:
– Такая знаменитая, а квартира маленькая. А это кто в костюме – она?
– Наверное. Не трогай ничего, пожалуйста.
– А что такое? Я просто посмотрела фотку. Ой, какие украшения жалкие. Бирюльки.
Людмила отобрала у дочери бусы и сказала:
– Идем, я тебя покормлю.
Пошла греть еду. Света хищно шарила полкам взглядом:
– А книг-то, а книг! Кто все это читает?
Потом стала рассматривать стопки пластинок. Ахала над каждой:
– Это надо же – как плохо мы знаем оперных, а ведь, наверное, народная. И пенсия огромная, правда?
– Ну откуда я знаю.
– А сберкнижку посмотреть.
– Ну зачем? Иди, согрела.
– Нашла! Нашла!
– Что? Что нашла?
– Мама, у нее столько денег! И кому это все?
В этот момент опять зазвучал Антонинин телефон. Людмила держала горячую сковородку, и телефон схватила Света.
– Да, я, – сказала Света, – я вас слушаю очень внимательно.
«Во наблатыкалась, – подумала Людмила, – отвечает как королевишна».
– Кто это, кто? – пристала она к дочери, не понимая, с кем та говорит.
– Записываю, – сказала дочь, шаря глазами в поисках, на чем записать.
Людмила услужливо оторвала листок из тетрадки расходов, которую она исправно вела. Сунула ручку.
Света странно себя вела. У нее дрожал голос и руки. Она что-то записывала, поддакивая каждую секунду:
– Да, да, да, пишу!
Людмила перекрестилась на всякий случай. Разговор кончился. Света аккуратно положила на стол мобильник. И сказала:
– Нашелся Юрочка. В Воронеже.
– А кто звонил? Ты с кем?..
– Сказали – на ваш запрос, Антонина Михайловна, сообщаем вам сведения о местонахождении Юрия Клыкова. Записывайте адрес.
Людмила опять перекрестилась и спросила:
– А как он, здоров?
Света пожала плечами, откуда они знают. Людмила достала старый хозяйский чемодан – она его давно присмотрела и складывала туда вещички для Юрочки. Света задумчиво вертела в руках сберкнижки.
Без слов было ясно, что денег на дорогу нет.
Людмила достала жестянку от чая и достала несколько тысяч. Потом еще пятитысячную.
Записала в тетрадке: «Взято в долг на дорогу в Воронеж».
Когда уже все собрали и завязали старый чемодан крепкой веревкой, опять зазвонил мобильный. На этот раз Людмилин. Звонил артист.
– Маме лучше. Ее переводят в общую терапию. Я договорился насчет отдельной палаты, но там одна кровать. Захватите какое-нибудь одеяло вместо матраца. Спать придется на полу. Захватите ее телефон, пожалуйста. Я пришлю машину. Позвонят в домофон.
Людмила отключила телефон и посмотрела растерянно на дочь. Света деловито собирала еду на дорогу. Потом прошлась по квартире, прикидывая, что может пригодиться.
– Поезжай одна, – сказала Людмила, – я остаюсь. Сейчас в больницу поеду.
Света на секунду обдумала эту новость, потом согласилась.
Людмила хотела ей сказать, чтобы она берегла Юрочку, и чтобы поцеловала его в шейку, и чтобы писала ей, и чтобы…
Ничего не сказала.
Снизу звонили по домофону. Людмила с сумкой для больницы. Светка с чемоданом.
Уходя, дочь не выдержала, схватила из бара недопитую бутылку. И брошку с подзеркальника.
Людмила смотрела на мелькающую Москву, и мысли ее были коротенькие-коротенькие. Хватит ли ей сил спать на полу? Может, удастся упросить нянек насчет раскладушки, а днем под хозяйкину кровать прятать.
Прототипы
Седой усталый, потертый жизнью писатель ехал со своей семьей на новое место жизни и творчества – им выделили однокомнатное жилье в небольшой резервации под названием «Городок писателей».
