объяснить.
Я забираюсь на водительское сиденье и успеваю проехать два квартала, прежде чем она трубит с заднего сиденья.
— Стояк — это ругательство?
— Черт, — ворчу я. Встречаю ее пытливый взгляд в зеркале заднего вида. И решаю сделать все, что в моих силах, или она никогда не перестанет спрашивать. — Может быть, да. То, как твой друг Джейден использовал его, да. — Когда девочка выглядит смущенной, я делаю глубокий вдох и продолжаю. — Ты знаешь, что задница — это часть твоего тела? Но, если ты называешь кого-то задницей, это вроде как плохое слово?
Она обдумывает это.
— Значит, стояк — это часть моего тела?
Я поджимаю губы, чтобы скрыть смех, и представляю, как бы Бен справился с этим разговором, если бы был здесь.
— Не твоего тела, нет. Они есть только у мальчиков.
— У них в задницах?
Ладно, теперь я не могу этого скрыть и давлюсь смехом.
— Нет. — Ну, у некоторых конечно есть, но я оставлю разговор о гомосексуальном сексе на гораздо более позднее время. — Стояк — это другое название для, эм, интимных частей тела мальчика.
Ее милое личико морщится от отвращения.
— Ой.
— Да.
Мне удается проехать четыре светофора, проехать «Макдональдс», и как раз в тот момент, когда я думаю, что она удовлетворена, Эллиот говорит:
— Я думаю, что Джейден — стояк.
Я улыбаюсь в зеркало заднего вида, когда въезжаю на подъездную дорожку к дому Бена. Если бы жизнь сложилась по-другому и судьба сложилась бы в мою пользу, Эллиот легко могла бы быть моей дочерью.
— Я согласна. Но давай не будем произносить это слово при твоем отце, хорошо?
— Хорошо. — Она отстегивает ремень безопасности, и я несу ее рюкзак.
— Или ком-либо еще, если уж на то пошло.
— Но я могу сказать это тебе, верно?
Я вспоминаю свое детство и то, как я никогда не могла говорить свободно во имя чести и уважения к своим родителям.
— Ты можешь говорить все, что захочешь, когда ты со мной. Нет ничего запретного, когда мы вместе. Поняла?
— Поняла! — радостно говорит она и бежит в дом.
Я приглядываю за Эллиот с момента окончания занятий в два часа до пяти. Бен обычно заезжает в четыре сорок пять. Сегодня он появляется в половине пятого. Я слышу, как подъезжает его «Чероки», и мой желудок переворачивается от взрыва бабочек. Интересно, что на нем надето — синяя рубашка на пуговицах, которая делает его волосы особенно черными, или зеленая, которая делает его глаза карими?
А потом наступает тот момент, когда мужчина входит в дверь, и наши взгляды встречаются и цепляются друг за друга. Его медленная улыбка. Возможно ли быть полностью влюбленным в одно мгновение?
Дверь открывается, и я поднимаю взгляд со своего места на полу, где мы с Эллиот играли в «Ранчо динозавров». Мой пульс учащается, когда наши глаза встречаются.
На нем белая рубашка на пуговицах, подчеркивающая его оливковую кожу. Его рукава закатаны до локтей, демонстрируя мускулистые предплечья. Широкоплечий и высокий, Бен излучает ощутимую мужественность.
Он не сводит с меня глаз.
— Привет.
— Привет, — говорю я едва слышным вздохом.
— Привет, папа! Джордж и Филлис делают детей!
Его брови поднимаются над этими небесно-темными глазами.
— Серьезно?
— Не смотри на меня. — Я поднимаю руки вверх, чтобы показать свою невиновность. — Думаю, она слишком много смотрела «Планету животных».
Он подходит ближе и садится на корточки рядом со мной, его бедро задевает меня в движении, которое далеко не случайно. Он целует свою дочь в макушку.
— Сколько у них будет детей?
— Четыре. — Она указывает на динозавров поменьше. — Две девочки и два мальчика.
— Похоже, они были заняты. — Бен так мило улыбается мне, что я ловлю себя на том, что тянусь к нему, желая, чтобы он обнял меня, поцеловал — черт возьми, я бы согласилась на поцелуй в макушку.
О чем я думаю? Бен все еще любит свою жену. Я падаю все глубже и глубже в свои чувства, и это никак не может закончиться для меня хорошо. Последнее, что мне нужно делать — это испытывать к Бену чувства, выходящие за рамки простого увлечения.
— Мне пора идти. — Я встаю.
— Так скоро? — говорит он, тоже вставая.
Я не смотрю ему в глаза.
— Да. Я все время опаздывала в клуб на пять и десять минут. Мне действительно нужно попасть туда вовремя, иначе меня уволят.
Не совсем так, но мне нужно убираться отсюда.
Я хватаю свою сумку и исчезаю в ванной, чтобы быстро переодеться в узкие джинсы и короткий топ. Наношу более яркий макияж, собираю волосы в высокий хвост и засовываю ноги в пару ботинок. Когда выхожу, то притворяюсь, что не вижу прищуренных глаз Бена, устремленных на меня.
— Увидимся завтра, коротышка! — Я практически выбегаю за дверь — убегаю от своих чувств, убегаю от комфорта, который я нашла в доме Бена с его дочерью. Изгнав себя из чувства безопасности в его объятиях, под его пристальным взглядом.
— Эш. — Голос Бена так близко, когда я спускаюсь с крыльца. Он следует за мной до моей машины.
— Да? — Я бросаю свою сумку на заднее сиденье, а когда поворачиваюсь, то почти врезаюсь в его твердое тело.
Его ноги широко расставлены, а руки скрещены на груди. Его глаза напряжены, когда он изучает мое лицо.
— Что случилось?
— Ничего. Я просто не хочу опаздывать.
Он делает полшага ко мне, возвышаясь надо мной. Мне приходится запрокинуть голову назад.
— Ты лжешь. Что происходит?
— Бен, пожалуйста. Мне нужно идти на работу.
— Ты убежала от меня, как будто ад гнался за тобой по пятам.
Он прав.
— Я знаю, мне жаль. — Но я не могу влюбиться в тебя.
— Поговори со мной, — тихо просит он. Его нежный взгляд умоляет меня. Мужчина сжимает руки, как будто сдерживается от желания прикоснуться ко мне.
Как мне сказать ему то, о чем я думаю? Мы были на одном свидании! Я буду звучать как псих.
— Поверь мне, все в порядке. У меня в голове много всего происходит, и я не готова говорить об этом. Пока нет.
Он изучает меня.
— Эти мысли в твоей голове? О нас?
Нас. Как одно слово может снять все напряжение в моем теле?
— В основном, да.
Ему требуется минута, чтобы переварить это. Как раз в тот момент, когда я думаю, что он собирается давить сильнее, требовать большего, Бен кивает и отступает назад, освобождая меня от невидимой хватки, которой удерживал меня.
— Я уважаю это.
