шорохов не было слышно. Я торопливо составила письмо, выведя фиолетовыми закорючками целый абзац и запачкав пергамент брызгами чернил — пером я всё ещё владела не очень хорошо. Затем спустилась вниз, попросила почтового голубя и с чувством облегчения привязала к его лапке письмо.
«Вот и всё». Ании тоже хотела написать, но не смогла — всякий раз, берясь за пергамент, я представляла себе заплаканное лицо девочки, полные тоски карие глаза, и рука с пером опускалась сама собой.
Потом, когда я возвращалась в комнату Райле, мне померещились тихие шаги. Но Арен никого поблизости не заметил, как и второй стражник.
Что ж. Вероятно, я зря волновалась.
XVIII
Ближе к полудню Райле начала метаться и стонать, в забытье у нее вырывались бессвязные фразы с упоминанием имён Каэма и Ании. Я сжимала руку служанки, теперь уже не холодную, а горячую, как будто во всём теле пылал огонь, и думала — где она сейчас? Если я, потеряв связь с реальностью, оказывалась в озере, и мне было трудно вынырнуть оттуда, то неужели Райле — в пламени?
— Её надо обтереть холодной водой, — с умудрённым видом заявил лекарь. За его спиной ломала руки растерянная Эсимэ. — Может, это хоть немного облегчит её страдания.
— Я сама это сделаю, госпожа Тэн, — предложила Эсимэ после того, как принесла лохань с водой и увидела, как я поднялась с места, — не утруждайте себя.
— Ничего страшного, я помогу тебе, — я вспомнила, что Эсимэ с утра почти ничего не ела, и прибавила: — Мы вдвоём быстро управимся, а потом ты принесёшь нам обеим что-нибудь вкусное.
— Хорошо, госпожа Тэн, — бледно улыбнулась девушка. — Благодарю вас.
Райле оказалась совсем худенькой и хрупкой под своей широкой ночной рубашкой, и переворачивать её, чтобы обтереть как следует влажными тряпками, оказалось нетрудно. Лекарь сходил за каким-то пузырьком с мутноватой жидкостью и потом сунул мне его в руку:
— Госпожа Тэн, этим надо будет напоить Райле, если она очнётся. Тогда смерть станет лёгкой.
Я нахмурилась — при одном взгляде на пузырёк внутри поднялось тягостное чувство.
— Это… вроде яда, только милосердного?
— Можно сказать и так, — наклонил голову лекарь. — Я всегда давал его тем, кого укусил тэа. Ваше право — решать, должна ли Райле помучиться перед смертью, или нет.
Вздохнув, я поинтересовалась, может ли лекарь помочь чем-то ещё, и, услышав отрицательный ответ, отослала его прочь.
Весь оставшийся день мы обтирали Райле влажными тряпками, а Эсимэ ещё и читала над ней молитвы, пока бедную старую служанку не отпустило, и она не задышала спокойнее. Теперь Райле лежала совершенно неподвижно, бессознательно вцепившись в покрывало, и руки её вновь похолодели.
— Эсимэ, — подумав, я решила наутро сходить в Дворцовую Библиотеку, — посиди тут. А я посмотрю кое-что в книгах.
На этот раз нам со стражниками по пути никто не попался. Я провела в библиотеке немало времени, разворачивая все старинные свитки, в которых говорилось о родовых артефактах.
Ни одного исцеляющего, сообщала Библиотека, не осталось. Все подобные артефакты были одноразовыми, принадлежали альгу Вайридерис и пропали бесследно. Вероятно, часть использовали зелёные драконы, а часть сгинула в сокровищницах серых.
У чёрных точно ничего не было. Когда я, возвращаясь, заглянула к Тэн-Арелани, и с наложением иллюзии было покончено, старик подтвердил:
— Моя сокровищница велика, Золотко, и чего там только нет… но увы, не того, что нужно тебе.
А затем посмотрел пристальнее:
— Ты так привязалась к этой служанке?
Я кивнула, не в силах справиться с комком в горле. Не заплакать бы, ведь тогда не остановлюсь и начну рыдать ещё и над глупым упрямством Каэма, который может погибнуть на поле сражения; над Анией, которая лишится и брата, и старой няньки; над собой, не готовой их потерять.
— Тогда жди, — таинственно обронил альгахри чёрных драконов, и я моргнула, не понимая:
— Что значит «жди»? Случится чудо, грянет гром, и на Райле снизойдёт исцеление? Что вы имеете в виду, достойный Тэн-Арелани?
Старик не спеша потянул лекарство из кружки, утёр губы и повторил:
— Жди.
Я подлетела к нему, борясь с желанием схватить за плечи и вытрясти из этого лысого интригана все тайны:
— Вы можете хоть раз объяснить, что, к чему и зачем?! Мне ваши загадки до смерти надоели!
Взглядом Арелани пригвоздил меня к месту.
— А вот кричать на меня не надо, — он скривил в усмешке тонкие бесцветные губы, — молодая наследница рода Дейр. Магия Каль-Иэрэма ведь уже пробудила в тебе воспоминания?
Я так и села на коврик рядом с ним.
— Значит, это правда.
— Правда, — кивнул Арелани. — Но ты слышишь, Золотко? Тебя служанка зовёт.
И в самом деле, это оказалась Эсимэ. Она была сама не своя от волнения, и, едва я показалась в коридоре, вскричала:
— Райле приходит в себя!
Действительно, старая служанка сидела на своём ложе, облокотившись о подушку, и ждала меня; я вошла вместе с Эсимэ и плотнее закрыла за собой дверь.
Щёки Райле пылали лихорадочным румянцем при свете очага; обычно тусклые глаза блестели, и с растрепавшимися седыми волосами она походила… нет, не на ведьму, а скорее на очень больную, но добрую волшебницу из сказки.
— Каэм… господин Ирр, — поправилась она, — неужто улетел, госпожа Тэн? Мой бедный мальчик…
Если бы не смертный час, Райле ни за что не осмелилась бы так его назвать. С мимолётной горечью я подумала, что в отношениях драконов и людей много неправильного, и придётся это поменять.
— Райле, — я села рядом с ней, — господин Ирр передавал, что он всегда был доволен твоей службой. И ещё, — я помедлила, — он любит тебя.
Этого Каэм не говорил, но я читала в тот день все чувства в его глазах.
Взгляд Райле затуманился.
— Любит… свою старую няньку… Я так рада это слышать, госпожа Тэн. Сами знаете, от господина Ирр ласкового слова не дождаться, покуда совсем худо тебе не станет.
— Он… немного изменился, — сказала я после короткой паузы.
— Потому, — слабо улыбнулась Райле, — что он к вам неравнодушен.
— Что?! Правда?! — изумилась я, однако Райле не стала ничего добавлять к своим словам, а вместо этого поманила Эсимэ:
— Садись, дитя, попрощаемся.
Слёзы — крупные, как горошины — так и полились из чёрных глаз. Надо же, какая Эсимэ мягкосердечная и привязчивая, подумала я, пока она, рыдая, усаживалась на постель рядом с Райле, и та гладила её по голове дрожащей рукой.
— Не плачь так, девочка. Все мы по воле Невидимого Бога когда-нибудь полетим в небеса.
Наступило тяжёлое молчание, и было отчётливо слышно, как в очаге
