рядом с огромным заводом.
Большевики вызывали к него чувство тяжелой зависти. Хотя их идеи были Алистеру глубоко антипатичны. Кроули по взглядам являлся убежденным индивидуалистом и элитаристом. Его общественным идеалом была королевская Франция — когда дворяне имели множество привилегий и могли жить за счет остальных. Только Кроули полагал, что таковой привилегированной прослойкой должна быть духовная элита. Хотя было и общее. Стремление переделать весь мир, а также неразборчивость в средствах. Собственно политика Алистера никогда не интересовала. Но он видел, что делает РОСТА. К тому же Кроули искренне полагал, что большевики — это на самом деле магический орден, заправилам которого и в самом деле что-то удалось достичь. А раз так — значит истинные цели у большевиков совсем иные…
Кроули посылал Конькову свои книги, но ответа не получил.
От размышлений Алистера оторвал стук в дверь. Это магу не понравилось. В такую рань друзья и поклонники к нему не шлялись. Он облачился в потертый халат и пошлепал к двери.
На пороге стоял человек в униформе лондонского почтальона.
— Господин Кроули? Вам пакет.
Алистер принял разорвал небольшой конверт. Первое, что он увидел, было письмо, напечатанное на машинке на красивом бланке некоей американской фирмы «Глори интернейшел». В нем ему предлагали зайти в лондонский офис фирмы и подписать контракт на поездку в САСШ. Где фирма планировала издать его книги, и организовать курс лекций. В случае успеха переговоров фирма гарантировала проезд на американские берега.
Вот! Кроли был уверен, что так будет всегда — в самый тяжелый момент жизнь повернется. Это ли не признак избранности.
Кроме письма, в пакете имелась тонкая брошюра. Вместо автора на ней было указано: «Только для сумасшедших»[79]. Издание же называлось «Двери восприятия». Кроули начал читать — и оторвался только затем, чтобы сходить за джином. Это было потрясающе. Он ведь думал именно об этом! Только тут изложено куда более четко! Если до этого и были какие-то сомнения, то они отлетели. Надо ехать в Америку.
Разумеется, Кроули не знал, что книга была вольным переложением идей его поклонника, только сформулированными в куда более позднее время. А фирма, его пригласившая, была филиалом одного из самых серьезных американских гангстерских синдикатов…
Красивая жизнь в натуре
— Едрить твою… — Это первое, что сказал Максим, оказавшись на борту.
Эмиль же высказал на французском что-то из окопного сленга.
Да уж. В том времени Максим не имел дела с водным транспортом. Не считая, конечно, прогулок на речных трамвайчиках по рекам и каналам Петербурга. В этой мире поплавать пришлось. Но посудины, на которых Максим плавал в Палестину и обратно, вполне соответствовали его представлению, какими бывают пароходы. Тесные каюты, узкие коридоры и крутые трапы.
Нет, Максим, конечно, знал из прессы, что трансатлантический лайнер «Франция» — роскошное судно. Но он не представлял НАСКОЛЬКО роскошное. Главная лестница… Именно лестница, назвать её трапом не повернулся бы язык даже у самого упертого маремана. Так вот более всего она напоминала лестницы в питерских особняках, занятых процветающими коммерческими фирмами, которые сподобились восстановить дореволюционную отделку. Только на лайнере было больше жлобства — откровенной, бьющей в глаза роскоши. Каюта, в которую Максима проводил вышколенный стюард, тоже была роскошна до неприличия. Как и разнообразные корабельные помещения, которые Максим и Эмиль успели осмотреть до обеда. А ресторан… Это было вообще что-то запредельное. Черт знает, зачем в Америку было плыть с таким понтом. Но, в конце концов, оплачивала принимающая сторона, а она не обеднеет… Ехали они, кстати как работники РОСТА, а как корреспонденты одного травоядного французского журнала.
Но более всего Максима угнетало то, что на обед положено было приходить в смокинге. А он этот вид одежды никогда не носил. Это Эмиль имел определенный опыт. Утешало то, что многие пассажиры тоже явно не слишком часто щеголяли в смокингах, судя по тому как они на них сидели. С дамами было ещё хуже. Тетки весом в центнер в вечернем платье, да ещё увешанные драгоценностями… После такого зрелища фильмы ужасов покажутся комедией. Да и мужики… Максиму не доводилось большого количества буржуев одновременно. Теперь он убедился, что большевистские карикатуристы не слишком преувеличивали. Значительное количество мужчин были не то что толстыми но эдакими грузными. Тренажерные залы в эту эпоху явно были не в моде. Впрочем, на лайнере околачивалась не истинная элита, а так… В большинстве — нажившаяся на войне сволочь.
— Да уж, зрелище то ещё, — прочел третий человек за их столиком.
— Почему же, есть тут и красивые, — не согласился Эмиль.
— Какие-нибудь дорогие шлюхи, — желчно заметил собеседник, очкастый человек с треугольным лицом, при виде которого приходило на ум слово технократ.
С ним журналисты познакомились, обозревая дебри дворца-парохода. Он представился как «Шарль Жаннере, архитектор». А потом ненавязчиво набился к ним в компанию. Дело в том, что в ресторане во время «билетных[80]» приемов пищи за каждым пассажиром зачем-то закрепляли определенное место, на котором полагалось сидеть всю дорогу до Нью-Йорка.
Выбор был большой — можно было садиться компанией, по двое, по трое или даже в гордом одиночестве. Так вот, Шарль путешествовал один, и по его словам, никого на корабле не знал. Вот он и прибился к Максиму с Эмилем.
— Вы, журналисты, представители вашей профессии люди интересные. Не с этими же беседовать о куплях и продажах…
Архитектор оказался тоже занятным человеком. В перерыве между многочисленными закусками и тем, что здесь называли супом (хотя, как сказал Эмиль — жутко изысканным) Жаннере прошелся по местной обстановке.
— Всё-таки безвкусие — это родовая черта буржуа, заявил он кивнув на роскошный интерьер. — По сравнению с этим даже мерзость рококо выглядит пристойно. И ведь что обидно. Корабль — образец технического гения. Но ради вкусов вот таких денежных мешков его изгадили…
— А вы придерживаетесь левых взглядов? — Полюбопытствовал Эмиль.
— Что вы! Я политикой не интересуюсь. Но я строю дома! И я вынужден делать то, что хочет заказчик. Знаете, как называют архитектуру? Кладбище нереализованных проектов. Чаще всего не строят самое лучшее. Потому не нравится заказчикам. А кто заказчики? Вот эти. А если проектируешь здание по заказу муниципалитета — то ещё хуже. Потому что там не один самодовольный осел, а два десятка. У всех пристрастия застыли на эпохе Наполеона III. Знаете, господа, я иногда чувствую себя каким-то большевиком. И, кстати, я читал про идеи современных русских архитекторов. Очень интересно. В них нет буржуазной ограниченности.
— Но пока что у большевиков нет средств
