пока он говорил. Тени сгустились, солнце стало опускаться к горизонту.
Вскоре наступит ночь. Последняя ночь.
Нилла нежно коснулась его руки. Боги, как он не хотел, чтобы она все это слышала! Но она заслужила знать. Она страдала с ним, отдала свою жизнь и будущее ради него. Она заслуживала знать.
— Я думал воскресить ее, — вздохнул Соран. Было облегчением произнести слова, весь размах его высокомерия. — Точнее… воссоздать. Я думал запретной магией вернуть Хелению к жизни, но не той женщиной, какой она была, а той, какой я хотел ее видеть. Красивой. Чувственной. Энергичной. И верной мне. Слова заклинания будто сами появлялись на бумаге. Меня охватило истинное вдохновение. Бедный Гаспар стоял в стороне и смотрел, и его протесты умерли, заклинание расцветало силой. Я тянул нить за нитью магии из квинсатры, куда больше, чем раньше, чем видел у своих наставников. Я ловил нити, записывая слова, и воздух в башне сиял пульсирующим светом, который, наверное, было видно во всех мирах. Но был изъян. Конечно, был изъян. Я думал, что моя любовь к Хелении была чистой. Я был уверен, что и мое творение будет чистым. Я не учел искаженную природу своей страсти. Я не подумал о гневе и ненависти, которые я вплел в те слова создания.
Он замолчал. Он снова опустил голову на ладони, зажмурился. Пытался не видеть, как розы загораются. Не хотел ощущать шипы в боку.
— Потому сила создания — для богов, — сказал он. — Мы создаем из того, что уже в нас. Наши создания — наши отражения, и все. Я не создал новую Хелению, я сотворил существо из своего разума.
Он написал заклинание и ощутил, как создание оживало под пером. Знал. Он, конечно, знал. Он не мог породить монстра, не понимая, что сделал. Но сила уже текла в нем таким потоком, что он дал ей унести его, не думая о последствиях.
Носрайт появился в Эледрии. Она порвала город Веспрэ, уничтожила множество жизней, несла разрушение с беспощадностью сильной бури.
— Ты знаешь, что было дальше, — тяжело сказал Соран. — Король Лодираль отыскал меня, проклял и запер за мои преступления тут. Он хотел, чтобы я умер, конечно. Он ожидал, что ужас, который я создал, давно меня поглотит. Он не ожидал, что я так долго протяну.
— Что случилось с твоей семьей? — тихо спросила Нилла.
Соран поежился. Он надеялся, что не станет рассказывать эту часть истории. Но она спросила, и он не мог отказать.
— Я принес носрайта с собой в Роузвард, — сказал он, — вместе со всеми книгами заклинаний, какие я мог унести. Я думал, это будет концом. Я спрячусь от мира до конца своих дней. Я думал, если не буду открывать книгу заклинаний, Дева Шипов останется внутри. Я хотел предупредить семью, чтобы они забрали людей и уплыли в море Хинтер. Но в первую ночь… я не мог дать им увидеть себя. Мои ладони болели от проклятия, еще больнее был стыд от того, что я сделал, чем стал. И я пробрался в Дорнрайс в тайне, скрылся в своей старой комнате и рухнул на детскую кровать, уставший от горя и ужаса. Мне все это снилось. Самый яркий кошмар, который будет со мной до смерти. Я видел, как Дева Шипов выбралась из книги заклинаний. Ее лозы тянулись по коридорам Дорнрайса, рвали дерево, гипс и камень. Она нашла моего брата первым, и что она с ним сделала…
Он не мог произнести это. Дева Шипов воплотила все его убийственные мысли, сделала это с Итаном. А потом напала на его отца и мать, которых он презирал за то, что они позволили брак между Хеленией и Итаном. И она растерзала всех в доме.
— Я не понимал, как легко она могла сбежать. Я не знал тогда, как сковать ее, даже не понимал, что это нужно было делать. Она бегала по Дорнрайсу, и когда я проснулся утром, утомленный от снов, когда я вышел и обнаружил первое тело…
Всхлип вырвался из его горла. Потом еще и еще. Он был тем же юношей, что и тогда. Он был наглым дураком, который вдруг столкнулся с жуткой правдой своего сердца. Боль этого открытия была хуже боли от его проклятых ладоней, хуже агонии шипов, которые резали его плоть ночь за ночью, год за годом, пока он бился с монстром своего разума.
Нилла обвила его руками. Он задрожал и попытался отодвинуться, но она сжимала. Почему? Она должна была ненавидеть его теперь! Она должна была понять, что зря отбросила свою жизнь. Из-за монстра. Он не заслуживал милосердия. Он заслужил смерти, которая ждала его этой ночью.
Но Нилла крепко сжала его, и он перестал бороться, прильнул к ней и опустил голову на ее плечо, выпустил слезы. Как давно он не плакал? С того дня ни разу, с того ужасного утра, когда он бродил по Роузварду, обнаруживая резню, которую устроило его творение. Слезы теперь текли потоком, могли утопить истекающее кровью сердце.
Поток, наконец, утих. И Нилла все еще обнимала его. Ее щека прижималась к его макушке, ее ладонь гладила его щеку. Он не заслужил это утешение, эту нежность. Но он не мог найти силы отодвинуться.
— Этой ночью все закончится, — сказал он, слова были хриплыми. — Этой ночью она освободится. И уничтожит все… все, — он коснулся ее ладони, прижал ее к своей щеке. — Она убьет тебя. И заставит меня смотреть.
Нилла молчала какое-то время. Он ощущал, как ее пальцы напряглись на коже его лица в шрамах. А потом она села прямее, отодвинула его от себя. Она поняла? Осознала правду? Она пожалела, что выбрала его и оказалась тут?
Она поймала его подбородок и заставила посмотреть на нее. Ее глаза блестели от слез, но пылали яростным внутренним светом.
— Что ж, — сказала она, — нам просто нужно ее остановить, верно?
26
Нилла стояла на пороге Дорнрайса, смотрела на спутанные стебли мертвых роз. Солнце уже спускалось к горизонту. Вскоре стемнеет.
Царство Кошмара подступало по краям.
Она повернулась и посмотрела на Сорана, еще сидящего на ступеньке в ожидании. Он прижимал ладонь к боку и кривился от боли. Заклинание билаэр… Нилла поежилась. Он рассказал ей, что сделал, как вызвал Деву Шипов из разума Гаспара в свой. Заклинание билаэр заперло
