Сан Саныч разжал в стороны руки, вытягивая пальцами зажатый в ладонях гвоздь.
— Вот зараза! — тихо ругался бандит. — Кто ж так затянул-то.
Сан Саныч вытащил гвоздь на две трети длины, плотно уперев шляпку в ладонь правой руки. Теперь все решала быстрота действий. Теперь опоздать — значило не успеть. Значило погибнуть.
— Эй, — негромко сказал он. — Посмотри на меня.
Бандит инстинктивно подчинился, поднял глаза.
— Не хочу тебя расстраивать, но все-таки ты козел, — прошептал Сан Саныч.
— Что? — удивился Седой, резко приподняв голову.
Чем и подписал себе смертный приговор.
Сан Саныч мгновенным движением сомкнул ладони в кулаки, выпустив почти во всю длину стальное жало гвоздя, и, сильно толкнув руки вверх, вогнал его в горло противнику. Точно в сонную артерию.
На его живот, на грудь, на лицо, на пальцы брызнула струя горячей крови.
Бандит упал вперед лицом, даже не закрыв глаза. Он так и умер, без вскрика — ткнувшись открытыми глазами в пол.
Извиваясь и откатывась в сторону, Сан Саныч выбрался из-под дергающегося в агонии тела и встал на колени.
— Козел, — повторил он. — Козел! Причем дохлый! — и сплюнул на труп поверженного врага.
Только тут пленницы поняли, что произошло. И страшно, в полный голос, закричали.
Кто их, женщин, разберет: их убивают — кричат, их врагов убивают — все равно кричат. Причем с одинаковой истеричностью.
— Цыц! — скомандовал Сан Саныч. — Еще накликаете кого-нибудь. Молчать, я сказал! Пленницы осеклись.
— Развяжите мне руки. Быстрее.
Марина, даже не догадавшись подняться на ноги, подползла к Полковнику и яростно, не жалея ногтей и зубов, вцепилась в ремень.
— Возьми стул и засунь ножкой в дверную ручку, — распорядился Сан Саныч, сбрасывая ремень, вытягивая из кармана бандита и сразу взводя пистолет. — И успокой дочь. Нам лишний шум ни к чему. Нам еще отсюда выбираться.
Как отсюда выбираться, Сан Саныч еще не знал.
Но оставаться не намеревался. Это точно!
— Ничего. Теперь уже ничего. Теперь все будет хорошо…
Глава 29
— Слышал крики? — показал указательным пальцем на уши Борис.
— Слышал, — кивнул Михась.
— Мне кажется, — пальцем на губы, — кричала женщина, — полукруглое движение в районе бюста.
— Согласен. Может, наши?
— Может, и наши.
— Надо бы проверить.
— Надо. Но только одному.
— Хорошо, тогда пойду я. Ты — подстрахуй подходы.
Плавным, скользящим, бесшумным шагом Борис двинулся к крыльцу, ведущему в корпус. Михась залег в клумбу, спрятавшись в цветах.
— Все нормально! Работаю! — показал он большой палец.
Борис шагнул за дверь.
В здании было тихо и сумрачно. Борис двигался вдоль стен, выставляя вперед настороженный автомат, подолгу задерживаясь у каждой встретившейся двери, плавно дергая ручки. Никаких признаков жизни.
Второй этаж. Одна комната. Вторая. Третья.
За четвертой дверью был кто-то живой. В этом Борис мог поклясться. Может быть, пол перед нею был более грязный, может, поверхность подле ручки более захватанная. Но дверь открывали. И не раз. Это точно.
Встав вплотную, так, что ухо почти касалось дерева, Борис прислушался. И ничего не услышал. Ни звука. Ничего, кроме напряженной, звенящей в ушах тишины. Он осторожно тронул ручку. Дверь подалась. Он толкнул ее сильнее. Дверь открылась. Теперь ничего не оставалось, как зайти внутрь. Борис шагнул за косяк.
И тут ему точнехонько в темечко ударила рукоять пистолета. Борис охнул и мешком свалился на пол.
Глава 30
Анатолий держался из самых последних сил. Как защитник Брестской крепости на тридцатый день обороны. У него уже заканчивались боеприпасы и заканчивались силы. Он устал ползать от убежища к убежищу и все чаще залегал в каком-нибудь одном из них. Пока пули не начинали ложиться совсем близко. Тогда он, проклиная все на свете, полз в соседний окоп. И снова стрелял, и снова, когда становилось невмоготу, переползал.
Бандиты подобрались совсем близко. На расстояние броска гранаты, которую Борис и ждал с мгновения на мгновение. В соответствии со стрелковым уставом. Если подполз к противнику на достаточно близкое расстояние — забрасывай его гранатами.
Нынешнее расстояние было более чем достаточное. Значит, граната должна последовать неизбежно. Если только позволить оторваться им от земли.
Голова слева, из-за камня. Короткая очередь из «Дегтярева».
Мимо.
Другая голова. Но уже прямо. Еще одна очередь.
Спряталась. И тут же появилась снова.
Еще очередь. И сухой лязг затвора. Пулемет выплюнул последний патрон.
Очередь из «ППШ». Вот и до него дело дошло. Последний снаряженный диск. Потом семь патронов в револьвере — и хоть собственным дерьмом заряжай. Можно было бы и дерьмом, только вряд ли оно остановит врага. Если только под ноги стрелять — чтобы поскользнулись…
Длинная очередь навстречу. Фонтанчики земли перед укрытием, тонкий, знакомый по фронту посвист над головой. Секундная пауза.
И новая очередь.
Прижимают к земле. Высунуться не дают. Пока один опустошает рожок, другой проползает один-два метра. И стреляет сам, в свою очередь прикрывая напарника.
Быстро разобрались в тактике ведения боя с одиночным противником. Сволочи!
Придется высовываться под огнем. Другого выхода нет.
Анатолий нашарил обломок кирпича, отбросил его в сторону, метра за три от себя и мгновенно приподнялся. Фонтанчики земли сместились в сторону, куда упал кирпич.
Вон они. Тот, который ползет. И тот, который прикрывает.
Почти не целясь, на это просто не было времени, Анатолий выстрелил в сторону ползущего боевика. Вряд ли попал. Но хотя бы пугнул, заставил залечь на несколько минут. Теперь скорее назад. Под укрытие импровизированного бруствера.
Пули снова засвистели над головой, зарылись в землю перед самым лицом.
Плотно взялись. Не выскочить!
«Патронов, если экономить и если раньше не прилетит граната, хватит еще минут на семь, — прикинул свои возможности Анатолий. — Потом притворюсь убитым, дождусь бандитов и еще хотя бы одного уложу из револьвера. Больше, конечно, не удастся. Револьвер не автомат, его на стрельбу очередями не переведешь, и эту очередь веером, справа — налево, так, чтобы достать сразу нескольких, стоящих близко друг к другу человек, не распушишь. Один раз курок нажмешь, а второй раз не успеешь. Кто-нибудь упредит — очередью из автомата».
