кино закончилось, и мы снова вернулись в собственное.
— Не коридор, а проходной двор какой-то! — пробурчала Влада, сбрасывая мои руки со своей задницы. — Что ты опять лапаешь? Сказала же, ты не в моем вкусе! — наверное, в сотый раз повторила она. — И никогда ничего больше не будет! И парню моему не говори! И больше ко мне не подходи!
Ни фига себе «не подходи» — сама же меня сюда затащила, втиснула в стену и держала, зажимая своими сиськами. Зыркнув в меня напоследок, эта колючка подскочила к лифту, нырнула в распахнувшиеся дверцы и начала торопливо жать по кнопке, лишь бы я к ней не присоединился. Ага, сейчас с воплями «нет, останься!» кинусь ее догонять. Дверцы наконец закрылись, словно опуская занавес в этом спектакле одной актрисы. Кабинка поехала вниз, а я вновь прислонился к стене, пытаясь осмыслить последнюю пару минут. Что это вообще было? Кино, театр или все-таки цирк?..
— Рома? — вдруг раздалось в пустом коридоре. — Алло? Алло?..
Ко всему еще и мой зад заговорил — причем голосом Даны. Блин, я что ее набрал как-то? Реально на экране смартфона было ее милое личико и пальмы на заднем фоне.
— Ой, — сказал я, — по-моему, я номером ошибся. В смысле, задом набрал.
— И говоришь тоже им? — улыбнулась она. — Тебя не видно.
Улыбнувшись в ответ, я тоже включил видео, глядя на светлые длинные волосы с чуть розоватым отливом в лучах завязывающегося заката, на загорелые плечи и тонкие голубые лямочки, не спрятанные в этот раз под футболку.
— Ой, — сказала подруга, как будто чуть-чуть передразнивая меня, — я в купальнике.
Ой, да я, наверное, заметил.
— Тебе очень идет, — похвалил я вслух.
— Еще добавь: ходи так в школу, — с иронией парировала она.
— Красивый купальник, — развил я тему. — Наверное…
В конце концов, мне показали только лямочки. Камера чуть качнулась и плавно опустилась вниз до голубых чашек на нежных полушариях и темной ложбинки между ними, как бы говорящей, что тут на самом деле есть, что оценить.
— А дальше?
— А дальше нельзя, — заявила моя милая собеседница и вернула ракурс обратно на плечи и лицо.
— А почему нельзя?
— Хитрый, — усмехнулась она.
Вот оно то самое пляжное лицемерие. Но здесь Дана реально напала не на того — благодаря Полине, я знал о пляжном лицемерии все.
— А что такого? Это же не белье, а купальник. Ты в нем на пляже, и на тебя в нем смотрят. Или что, у всяких туземцев больше прав смотреть на тебя, чем у меня? Как-то нечестно: все-таки мы больше знакомы…
В ответ на экране состроили такое забавное личико и после небольшой паузы изрекли:
— Ну, справедливо… Ладно, смотри…
Камера медленно, даже как будто неуверенно, поехала вниз, давая моим глазам полюбоваться на симпатичные полушария в голубом лифчике, на родинку сразу под ними, которую ни за что не увидишь в одежде, на ровный теплый загар, на стройную талию, на гладкую девственную кожу, по которой еще не скользили ничьи пальцы, кроме ее собственных. Камера чуть спустилась с животика, выцепила границу голубых трусиков и замерла.
— А ниже?
— Не наглей! — Дана снова вернула ракурс на улыбающееся лицо. — Или что, так впечатлен?
— Впечатлен, — честно ответил я.
Она торопливо заправила светлую прядь за чуть покрасневшее ухо.
— Да ладно, ты, наверное, уже стольких видел. Чего тут впечатляться…
— Правда, честно впечатлен, — сказал я. — Тебя-то не видел.
А еще никогда не видел у нее такого странного взгляда, каким он стал в этот момент. Глаза, то синие, то серые, то голубые, меняющиеся в зависимости от освещения, заскользили туда-сюда, как будто прыгая с одного плеча, где у нее явно сидел ангел, на другое, где развалился демон. Не знаю, кто побеждал, но пальчики внезапно подцепили голубую лямочку и начали ее вертеть, пока моя милая собеседница словно раздумывала, а не показать ли мне еще чего.
— Да ну тебя на фиг… — пробормотала она и торопливо вернула уже почти спущенную лямочку обратно на плечо и даже камеру приподняла повыше, оставив в кадре только лицо. — Вот могу поспорить, таким взглядом всех и разводишь!
Да каким взглядом — о чем ты вообще?.. Еще немного мы поговорили про всякую ерунду типа пляжей в Египте и снега в горах. Затем где-то на заднем фоне привычно завопил ее папаша, и подруга, посетовав, что уже устала отдыхать (в таких условиях любой бы устал), отключилась. Я же, закончив разговор, еще некоторое время смотрел на экран и вдруг поймал себя на мысли, что стою и улыбаюсь. Настроение, которое весь день качалось туда-сюда, неожиданно вернулось в норму. В конце концов, у меня каникулы, жизнь прекрасна, и сейчас я пойду и буду развлекаться. Последний вечер как-никак. Надо воспользоваться им сполна! И никакой вернувшийся хрен пойми зачем мудак мне этот вечер не испортит.
Не успел я решить, чем заняться, как в смартфоне упало уведомление, что Марианка выложила новый пост.
«Не зря вернулась. Такой классный стендап. Жаль было бы пропустить…»
К такой рекламе прилагалась и фотография. В интерьере знакомого уютного бара, где я скоротал немало вечеров, ослепительно улыбалась белокурая красотка. Причем селфи было сделано так, что в кадр вошла и сидевшая за столиком Катерина — в профиль, с прямой спиной, сложенными на груди руками и ничего не выражающим лицом. А сразу за ней стояла мужская фигура, смазанная, словно растворяющаяся в полутьме, так что лица не видно — как какой-то демон, который склонился к жертве и что-то ей нашептывал. И его рука, как будто бы обнимая, охватывая ее, но при этом не касаясь, просто опиралась на столешницу — потому что, видимо, судьба Биг-Бена еще не была решена — того, который возвышался рядом на столе.
Камера выцепила даже Инну сбоку, с
