и васконской знати, кроме того, десять тысяч воинов прислали союзные лангобарды, которых возглавил сам король Гримоальд. Во всем остальном королевстве не нашлось силы, способной противостоять владыке Аквитании: сначала перед ним пала Бургундия, потом Эльзас, чей владыка погиб под стенами Турне. Знать Нейстрии и Австразии, обескровленная потерями в походе Эльфрика, также пошла на поклон Лупу и так, внезапно, большая часть страны оказалась под властью бывшего герцога Аквитании. Еще оставались земли на востоке, захваченные язычниками; непонятной выглядела и позиция Бретани — тамошний принц Кономор, в свое время отказавшийся идти вместе с Эльфриком под Турне, вернулся на родину, где, как сообщалось, начал войну за объединение Бретани. Но про эти отдаленные края сейчас мало кто вспоминал, когда вся страна, забыв о недавнем горе, встречала нового короля.
Луп въехал в город на рассвете: восседая на белом коне, облаченный в новые, блестящие на солнце доспехи и алый плащ, украшенный вышитым изображением волка. Черные волосы венчала золотая корона, которой новый король венчался еще в Тулузе. Над головой Лупа реяло знамя с тремя золотыми волками на черном фоне. Рядом с Лупом в город въезжал его король Гримоальд: высокий и статный мужчина, с едва заметными седыми прядями в золотистой бороде. На нагрудной пластине его панциря блестел вытравленный золотом лик, окруженный четырьмя крыльями — Архангел Михаил, объявленный покровителем лангобардской Италии. Волосы же короля венчала Железная Корона лангобардов. За ним следовали и его воины, мечники, лучники и копейщки, всадники на быстроногих конях, закаленные в боях с аварами, ромеями и сарацинами. Вместе с ними в город входила и франкская знать Аквитании, Бургундии, Эльзаса — герцоги и графы, в доспехах, вооруженные мечами, копьями и топорами-францисками. Отдельно следовали васконцы, составлявшие чуть ли не треть войска Лупа — и которых вела сама королева Отсанда, обрядившаяся по такому случаю, в самое лучшее платье и украсив голову венком из роз. Рядом с васконцами двигались их соседи — септиманцы и каталонцы, в причудливых нарядах, с необычными доспехами и оружием, напоминавшим о годах, проведенных под сарацинским игом, пока не пришел Луп-избавитель и не отодвинул границу до Эбро.
Очередная коронация также прошла в соборе святого Ремигия — хотя и была чистой формальностью, поскольку у Лупа уже имелась корона. Тем не менее, он согласился на повторную церемонию, которую провел все тот же епископ Виллехад. Появление Лупа священнослужитель воспринял как божественный знак — ведь приход нового короля совпал с исчезновением видений Святой Урсулы, мучившей его бессонными ночами и непрерывными видениями, с окровавленных одеждах и телом, пронзенным мечами и копьями. Ее исчезновение Виллехад воспринял как добрый знак, что он сделал все, что от него требовалось — и поэтому с особым чувством провел мессу коронации. Луп оценил такую преданность, в первый же день подтвердив назначение Виллехада архиепископом Реймса, а также пообещав, что он еще отправится в поход на восток, ради избавления тамошних земель от язычников — не называя, впрочем, конкретных сроков.
Куда больше появление Лупа напрягло Сихильду, молодую вдову Эльфрика. Однако и тут Луп поспешил развеять все опасения женщины:
— Мы с Эльфриком считались врагами, — сказал он, — но я всегда уважал достойного врага, а ваш муж, несмотря на молодость был именно таковым. И уж тем более я не стал бы мстить его жене — уж точно не ваша вина в том, что вы стали женой человека, что оспаривал у меня трон. Что же до вашего отца, то я всегда был верным вассалом Хлодомира — именно поэтому я не признал узурпатора Сигизмунда. Женщина ваших кровей всегда будет желанным гостем при моем дворе — и на сегодняшнем пиру я приглашаю вас сесть рядом со мной.
— Вы так добры, ваше Величество, — Сихильда неуклюже поклонилась, бросив благодарный и слегка лукавый взгляд на Лупа. Тот блеснул белыми зубами в ответ, как бы ненароком окинув взглядом пышногрудую девушку. Казалось, он не замечал как недобро при этом посмотрела на него Отсанда. Король же, совершенно не смущаясь взгляда супруги, продолжал болтать с Сихильдой и та уже вовсе не выглядела ни испуганной, ни, тем более, сильно скорбящей по покойному мужу.
Разумеется, дело было вовсе не во внезапно вспыхнувшей симпатии — что Отсанда прекрасно понимала. Войны закончилось — Тюрингия или Бретань могли подождать, — наступало время союзов и переговоров. Само собой, что франкской знати, также как и священникам, больше по душе придется брак Лупа с принцессой из Меровингов, чем с княжной диковатого горного народа, в чьей преданности Христу у многих имелись сомнения, — вполне обоснованные, что греха таить. Однако и Отсанда не собиралась сдаваться без боя.
За обильным пиршественным столом Луп, как и обещал, отвел Сихильде место рядом с собой — хорошо, что по левую руку, тогда как по правой сидела сама Отсанда. С нескрываемым раздражением, васконка смотрела, как король перешучивается с молодой вдовой, а та, глупо хихикая, нет-нет, да и умудряется коснуться его руки краешком груди, затянутой в слишком тесное, для столь пышных форм, платье. За время застолья Луп не перемолвился с женой и десятком слов и почти не смотрел в ее сторону.
Поэтому, он и не увидел, как жена тайком вылила в тарелку, где лежал жирный каплун, политый заморским соусом, флакончик, с настоем из тайных трав, созревших и собранных на полную Луну. К ним же она примешала и несколько волчьих шерстин. Луп в этот миг, уткнувшись в ухо Сихильды, шептал ей что-то от чего девушка, уже изрядно захмелевшая, то и дело разражалась громким смехом.
