позу, ее лицо искривляется от боли. – Мама, – говорит Юэль. – О чем ты говоришь?
Паника накатывает на него все более высокими волнами. Они угрожают затянуть в по-настоящему темные глубины.
– Он попробовал всего лишь во второй раз… – Мамины ресницы трепещут. – Он разыгрывал крутого перед тобой, не знал, что тебе надо гораздо больше…
Юэль качает головой.
– Ты вообще понимаешь, такой молодой, а по тебе никто не скучает… И ты оставил его там гнить. Ты думал только о себе. Как и всегда…
Пульс громко стучит в ушах Юэля, и все же он отчетливо слышит каждое слово.
– Его сестра заставила полицию вскрыть замок и попасть в квартиру. Она почувствовала запах разложения. Ей пришлось увидеть его таким…
– Мама, – говорит Юэль. – Кто это сказал?
Кому это известно?
– Ты его не видишь? – открыв глаза, произносит Моника. – У него жуткий вид. Совсем отекший, лицо синее… – Он здесь?
То, что Юэль задает этот вопрос, очевидно, означает, что он сошел с ума. Эта мысль даже утешает.
Ему больше никогда не придется бояться, что это произойдет. Это уже произошло.
– Он же стоит у тебя за спиной, – устало говорит мама и смотрит мимо Юэля.
Он оборачивается. Ему кажется, он краем глаза видит тень, но она пропадает, когда он моргает. Здесь только наполовину задернутая шторка и вторая койка в палате, которая сейчас пустует.
И все же Юэль совершенно уверен: что-то там стоит. Нечто, что он не может увидеть, но оно видит его.
Лампы в коридоре мерцают, словно подтверждая эту догадку.
Нина
– Помните, о чем мы говорили вчера?
Лиллемур удрученно смотрит на Нину и мотает головой.
Нина размышляет, как ей продолжить. Она осматривается по сторонам. С трудом узнает комнату с пустыми полками и голыми стенами, на которых больше нет картин.
– Вы сказали, что ангел-хранитель Моники на самом деле не ангел-хранитель, – неуверенно начинает она.
Лиллемур отводит взгляд:
– Об этом я думать не хочу.
– Значит, вы помните? – Голос Нины эхом отзывается в комнате. – Пожалуйста. Я знаю, вам страшно, но думаю, мы сможем помочь друг другу, если вы расскажете… – Нет, – обрывает ее Лиллемур. – В этом нет смысла. Он все равно сделает так, как захочет.
Нина подумывала взять больничный. Мысль о том, чтобы оставаться здесь, была невыносима. Равно как и мысль о том, чтобы оставаться дома. Ходить по дому, когда там же находится Маркус. Размышлять, знают ли люди о том, что произошло с ее матерью, обсуждали ли они это. Ведь и Монике все известно. Другого объяснения не существует. Во всяком случае, другого разумного объяснения.
Нина смотрит на стену, граничащую с квартирой Г6. Было бы полным безумием думать, что мама была там на днях. Даже пытаться не стоит.
Так почему она сейчас сидит здесь с Лиллемур? И к тому же мучает ее?
– Вы знаете, кто он?
Лиллемур сжимает губы.
– Лиллемур. Вам нечего сказать, чтобы помочь мне?
– Забудь об этом. Рано или поздно он исчезнет.
– Откуда вы знаете?
Лиллемур оглядывается, словно желая убедиться, что их никто не слушает.
– Очевидно, он не останется здесь навсегда, – шепчет она. – Ты же понимаешь, что он этого не хочет?
– Нет, не понимаю! Вы должны мне помочь!
Лиллемур обхватывает себя руками:
– Сейчас он вернулся. Больше ничего не говори.
Нина видит, что давить на бедняжку бесполезно. Надо прийти в себя. Серьезно поразмыслить, во что ее втягивают.
Она всегда гордилась тем, что у нее хорошо получается общаться со стариками. Она никогда не ставит под сомнение их рассказы, а старается следить за ходом их мысли и пытается понять их.
Возможно, она слишком преуспела в этом. Возможно, делала так слишком долго.
Нина выходит в коридор и видит, как из холла заходят Юэль и Моника. Моника двигается осторожно, кажется, что за последние сутки она постарела лет на десять. У Юэля тоже потрясенный вид.
Нина идет им навстречу. Юэль поднимает руку и устало машет ей. Моника ничего не замечает.
Сломлены. Мы все сломлены.
– Как все прошло? – спрашивает Нина.
– Врачи ничего не нашли, – отвечает Юэль.
Они смотрят друг на друга. В коридоре пищит сигнализация. Нахаль зовет Нину. Она разворачивается. Красная лампочка мигает над дверью в квартиру Г2.
Петрус.
Нина быстрым шагом идет туда. Она слышит крик Нахаль, но не может определить, кричит она от боли или от злости.
Петрус сидит в постели, запустив пальцы обеих рук глубоко в волосы Нахаль. Одеяло сползло. Обрубки ног широко раздвинуты.
– Отпустите ее!
Петрус оборачивается к Нине и ухмыляется:
– Ты к нам присоединишься? Тут хватит на всех.
Нина пытается ослабить хватку мужчины. Длинные пряди волос Нахаль закрутились вокруг его скрюченных пальцев. На бледной коже головы женщины видны ярко-красные следы от ногтей Петруса.
– Волосы на месте? – спрашивает Нахаль и всхлипывает, пока Нина распутывает пряди. – Кажется, он что-то выдрал.
– Ничего страшного, – успокаивает ее Нина. – Просто стой спокойно.
– Вот черт, я просто собиралась дать ему инсулин, думала, что все делаю осторожно…
Нахаль чуть не плачет. Нина шикает на нее – не хочет делать подарок Петрусу.
– Эта потаскуха сосала мне весь день, – ухмыляется Петрус. – И все ей мало, еще и бесплатно.
Он смеется, и Нине хочется его ударить. Сильно. Она бы никогда этого не сделала, но сама мысль наполняет ее глубоким удовлетворением.
– Я отпущу, если вы обе залезете сюда ко мне, – заявляет Петрус.
Хватка становится сильнее. Он сжимает в руках пряди волос. Но его руки начинают дрожать. Еще немного, и он не сможет держать их на весу.
Наконец Нине удается разжать руки мужчины. Нахаль отходит от кровати. Ее глаза покраснели и опухли. Она поднимает с пола очки. Отряхивает рабочую блузу, и Нина задумывается, удалось ли Петрусу добраться и до ее груди, пытается ли она стряхнуть ощущение его прикосновения.
– Тут хватит на всех, – ухмыляется Петрус, дергая свой вялый член.
Нина сыта по горло. Петрусом. Всем.
– Раз так, – говорит она, – тогда начнем.
Нахаль уставилась на Нину во все глаза.
– Покажите, на что вы способны. – Нина садится на край кровати. – Я больше не могу сопротивляться.
– Что ты делаешь? – шепчет Нахаль.
Нина заглядывает Петрусу глубоко в глаза. Замечает проблеск страха. Наклоняется над матрасом, словно собирается лечь на Петруса. Ее лицо приближается к его лицу.
– Давайте же. Покажите, что вам нравится.
Петрус отворачивается.
– Трахните меня, – говорит Нина. – Начинайте.
– Оставь меня в покое. – Петрус закрывает глаза. – Я не хочу.
– Так я и думала. – Нина встает с кровати.
Она поднимает с пола одеяло и
