Тина попятилась к дверям, – конечно, работай, не буду тебе мешать.
Вид у нее был совершенно потерянный.
Чтобы как-то исправить ситуацию, Егор решил сделать для нее что-то хорошее – смягчить свой отказ. Он достал из ящика стола подарочный пакет, приготовленный для Аи, и протянул его Тине. – Вот, это тебе.
Тина развернула пакет и засияла, как тысяча солнц сразу – просто ослепнуть можно. Егор даже глаза прикрыл на всякий случай (хотя, может, он сделал это просто от стыда).
– Это мне? – Бедняга Тина не могла поверить в свое счастье.
– Успехов тебе в Новом году, – пробормотал Егор, – в творчестве, и в личной жизни.
Тина прижимала пакет к груди – эмоции переполняли.
Егор ждал, когда она уйдет, чувствуя себя законченной скотиной.
На ее лице застыло какое-то напряжение – ей явно что-то пришло в голову. Егор замер – он боялся ее навязчивых идей.
– А я… я тебе письмо напишу этой ручкой, – пообещала Тина.
«О, боже!», – внутренне охнул Егор, но вслух терпеливо сказал: – Лучше новогоднюю открытку.
– Ладно, – кивнула Тина и ушла.
И только когда она ушла, Егор вспомнил, что еще в магазине вложил в ежедневник маленькую открытку-записку для Аи. «С новым годом, Ая…»
Он схватился за голову: Тина прочтет и все поймет. Какая непростительная оплошность! Как он мог об этом забыть?! Видимо, отказ Аи причинил ему такую сильную боль, что он забыл обо всем на свете, в том числе об этой дурацкой записке, и теперь уже он причинил боль другому человеку. Передача боли по цепочке – как жаль… Уж Тина точно не заслуживала стать одним из звеньев этой цепи. Егор тяжело вздохнул. Настроение было испорчено окончательно – от мыслей про Новый год просто с души воротило.
Он вновь включил запись на экране. Дина Кайгородская прошла по подиуму и скрылась – ушла в свою трагическую смерть. Что же все-таки случилось той страшной ночью?!
Егор раскрыл полученную им вчера папку с новым отчетом детектива Говорова: фотографии и адрес того самого дома, сведения о прислуге Кайгородских… Теперь он знал, где находится дом, в котором двадцать лет назад произошло убийство, и мог съездить туда, оглядеться на месте. И почему, собственно, не сделать это сейчас, раз уж Новый год он для себя все равно отменил?
Егор сел в машину и поехал за город.
Перед тем как отправиться в поселок, Егор решил зайти на уже знакомое ему кладбище.
Могила Дины Кайгородской была засыпана снегом. Красивая смеющаяся женщина улыбалась с фотографии.
– С новым годом, Дина, – сказал Егор и, помолчав, добавил: – Я помогу Ае. Обещаю.
Рядом с ним вдруг протяжно крикнула птица, и с дерева посыпался снег. Егор понял, что его услышали.
Он развернулся и пошел в поселок – искать тот дом.
Ему пришлось поплутать, – очевидно, за последние годы поселок разросся; а потом оказалось, что дом Аи стоит прямо у леса.
Это был большой, трехэтажный дом из красного кирпича, чем-то напоминавший замок: башенки, арки, этакий привет девяностым – в те годы такой замок, очевидно, казался верхом совершенства, и настоящим архитектурным изыском, да и стоил, вероятно, заоблачных денег. Но что-то в нем было мрачное, гнетущее… Дом казался безжизненным, хотя на первом этаже горело одно окно.
Егор подошел к воротам, и застыл перед кнопкой звонка. С минуту он колебался – позвонить? Имеет ли он право вмешиваться в эту историю?
Егор будто увидел сейчас перед собой лицо Аи – бледное, печальное, ее глаза, на дне которых застыла грусть, и вздохнул: «да, ей будет больно и страшно, но она должна пройти через это, чтобы исцелиться». Он уже придумал «сценарий перезагрузки» для Аи, но для этого ему нужно было осуществить свой план.
Он позвонил. Когда дверь открылась – Егор невольно вздрогнул и отпрянул, потому что он никак не ожидал увидеть того, кого увидел.
* * *
Макс отдал последние в этом году распоряжения – теперь с рабочими вопросами покончено до начала января. Впрочем, осталось еще кое-что, что он должен сделать до конца года.
Ая… «Надо бы напомнить девушке о себе, послать ей какой-то знак внимания, а то получается невежливо, – усмехнулся Четверг. – Пожалуй, отправлю ей цветы. И раз уж розы эта девушка не любит, пусть будут орхидеи».
Вот теперь все – отпустить помощников, отключить связь, остаться в одиночестве.
Сидя в кресле перед камином, Макс раскрыл книгу любимого поэта, и прочел строки, звучавшие в унисон его собственным мыслям:
«Я так один. Никто не понимает
молчанье: голос моих длинных дней
и ветра нет, который открывает
большие небеса моих очей…».
«Я так один…» – повторил Макс. Эту удивительно точную по сути, но грамматически неправильную фразу поэт Рильке, обжегшись пребыванием в России, написал на русском языке, едва его выучив.
Я так один… Он и есть один на всем свете. Один – в предельном своем одиночестве; один – минус ко всему человечеству.
В абсолютной тишине его огромного дома было слышно, как в камине потрескивает огонь. Еще один год в череде бесконечных годов заканчивался.
На свете не было ни одного человека, которого бы Макс теперь хотел видеть. И все-таки он вспомнил сейчас о ней… Всякий раз в новогодний вечер на протяжении многих лет он вспоминает о ней. И хотя она сейчас была еще дальше, чем даже в мире мертвых, и не могла его услышать, он обратился к ней: «что же, ты слышишь меня?»
Но лишь ветер ответил ему – донося ее голос с того света… Тихое: да…
Там где-то, в Москве, на главной башне страны, часы-метроном отсчитали ход нового времени, но в поместье Макса Четверга этого не было слышно. Только все то же ветер свистел в окна, разгоняя снег в злую метель.
Огонь зимы жег своим беспощадным пламенем, начиналось будущее. Пошли первые минуты нового года.
Глава 14
Январь
Подмосковье
Новогоднюю ночь они провели в постели.
– Ужасно безнравственно, – сказала Ксения, застенчиво прикрываясь простыней.
Рубанов обнял ее и откинул простыню: не надо, не смущайся, ты очень красивая. Очень.
Они лежали в темноте и слушали, как тикают часы, отстукивая время. «Наверное, уже и Новый год наступил», – подумал Рубанов. Хотя, может, и не наступил, какая разница?! Главное, что ему сейчас хорошо.
– А тебе хорошо? – обеспокоенно спросил Рубанов у Ксении.
Она кивнула.
Ну вот. И разве важно что-то еще?
А ей и впрямь
