другое — вода около десяти градусов по ощущениям. Хоть в воду погружаешься за мгновение, но чувствуешь, как холодная водная стихия поглощает тебя волной. Резкий спазм, нервная система, как бы, стягивает голову, шею, плечи, грудь, пах, бедра и затем сами стопы.
Открыл глаза. Пока вокруг пузыри, но вода чистая прозрачная. Это хорошо.
Течение под водой сильное. Кажется, что сильнее чем на поверхности. Воздуха вокруг больше нет — он весь ушел наверх. Смотрю и не вижу тела того, за кем прыгнул.
Скорее всего его течением уже под лодкой протащило.
То самое мгновение, которое решает будет ли жить парень. Мне надо определиться двигаться вниз и искать его на дне, или плыть вместе с течением и ловить его примерно на той глубине где нахожусь.
Интуиция подсказывает плыть по течению.
Оно стремительно увлекает меня с собой, как мне кажется в сторону ущелья. Все описанное я не продумываю — просто чувствую за секунду.
Сильные гребки брассом. Три подряд. Мощный. Раз! Вытянулся в струну. Скольжу под подой. Скорость скольжения прибавляется к скорости течения. Два! Еще мощнее! Опять скольжу пару секунд. Три!
На ту глубину, где я нахожусь все еще проникает солнечный свет. Я надеюсь увидеть силуэт парнишки. Лучше если он мне попадется при первом погружении. При таком течении, боюсь, что я его во второй раз просто не найду.
Легкие начинают чувствовать дискомфорт. Через пол минуты они начнут слипаться. И тогда придется выныривать.
Сколько я под водой? Хрен знает. По ощущениям. Уже почти полторы минуты. А кажется, что пару секунд. Часы, подаренные дедом, промокли и наверняка им конец.
Еще гребок. Воздух. Воздух. Прям чувствую — задыхаюсь. Стараюсь держаться. Тренированный человек может задерживать дыхание на шесть-семь минут, не теряя сознания. А ты Бурцев, всего две минутки продержаться не можешь!
Дело не в уговорах, прыгал неудобно, без подготовки. Кислород расходуется на движения. Мокрая одёжка все ещё на мне утяжеляет тело. На нее расходуется лишняя энергия. Стресс. Мозг прямо криком кричит телу — всплывай!
Еще пару секунду под водой, хотя бы пару. Держись Бурцев!
Внутренний голос предложил сдаться. «Все давай, всплывай, нет его нигде, ты сделал всё, что мог, сам утонешь дурак. Ради кого?».
Хрен тебе! Еще гребок. Четвертый или пятый. Легкие слиплись.
Жалко парня. Молодой. Утонет. Оставлю попытку.
Я перестал всматриваться в поток и поднял голову наверх к свету.
Стоп! Впереди чуть глубже тень. Бурцев сдохнешь! Еще гребок. И еще. Пальцы правой руки вцепились в волосы. Повезло ноги нащупали дно.
У дна почти нет течения. Я схватился и присев сильно оттолкнулся.
Силы оставляли меня. Кажется, что второго раза не будет. Соберись Бурцев, тебе еще Алене стихи слагать. Норм же девка такая, ради такой стоит жить.
Я вырывался на поверхность и пытался вдохнуть воздух с отвратительным звуком, шедшим из глубины груди. Не могу описать, что он напоминает, но каждый знает этот полухрип-полусвист, когда в пустые легкие сквозь напряженную трахею с шумом поступает воздух.
Одного вдоха явно недостаточно, чтобы прекратить кислородное голодание.
Голова Мусы все еще под водой, его волосы у меня в руке. Чётко сработал инстинкт самосохранения. Надо сначала отдышаться самому, а потом доставать его наверх.
Муса тяжелый. Тянет снова вниз. Похоже что он без сознания. Это даже хорошо — иначе он хватался бы за меня и тянул на дно. Время еще есть.
Я где-то читал, откачивать можно в течении десять минут.
Где лодка?
Ух ни хрена себе нас отнесло метров на тридцать.
Как же устали ноги! Делаю лягушачьи движения, чтобы удержаться на поверхности. Бедра в области суставов по бокам немеют.
Володя гребет, как черт! Быстро, часто и мощно.
Вон он уже рядом. Бросил весла. И вдруг я начинаю кричать. Мое лицо искажено страшной гримасой боли.
Я пытаюсь вытащить голову парня на поверхность, но не могу. Мозг и тело парализует судорога, которая свела ногу.
Я кричу и из глаз градом катятся слезы.
Володя всё понял мгновенно, он наклонился над бортом и запустил руки в воду. Схватил Мусу и потянул его наверх.
— Держись! Илюха, сча! Сча я вас выятну.
Он бросил мне конец веревки. Я каким-то чудом обмотал дважды ее вокруг предплечья и подтянулся.
Боль не проходила, но было легче морально.
— Ногу свело⁈
Я даже не смог ничего выговорить, а просто кивнул. Черт, я не плакал уже лет десять. А теперь прям ручьи из глаз, но мне не было стыдно.
«Адиос мучачос компаньерос де ми вита».
* * *
Я сидел на берегу у костра в чистой и сухой одежде, которую собирали со всех и держал кружку чая.
Я так и не понял как Володя сумел дотарабанить нас до берега, потому что боль и холод сковали мое сознание. В какой-то момент я просто лег на спину и смотрел на небо.
Я не знал загрузил ли Володя Мусу на борт.
Я толком не помню, как умудрился извлечь из нагрудного кармана перочинный нож. Как открывал его единственно свободной, трясущейся от холода и рукой.
Не помнил, как уколол себя в сведенную судорогой икроножную мышцу. Также, я не особо помнил, как меня растирали разогретым медвежьим жиром чтобы отогреть.
Я не видел, как Гунько и Андрюха бросились в воду навстречу нашей лодке, помогая вытаскивать всех нас на берег.
Я только частично помнил отрывочные куски картины, как Андрей откачивал Мусу, делал ему массаж сердца и искусственное дыхание.
Парня откачали. Сейчас он лежал, укрытый одеялом с другой стороны костра. И безразлично разглядывал языки пламени, играющие причудливым отражением на его лице.
С момента когда меня вытащили на берег, я не проронил ни слова. Причина была вовсе не слабость или шок от пережитого.
Я молчал, потому что, когда я плыл и смотрел в небо я вспомнил Москву и автокатастрофу.
