Черт побери… Какую же чушь я несу…
Но вроде бы она кажется убедительной, раз Кацуми кивает в ответ. Похоже, что она мало что поняла из моей речи, главное то, что это необходимо сделать и мне это не очень нравится. То есть Кимико для неё стала необходимым малым злом, вроде посещения стоматолога, когда хочешь выдернуть больной зуб.
— Хорошо, Изаму, но ты помнишь, что завтра тренировка? Не забудешь принести форму?
— Конечно же помню. Должен же я тебя наконец-то победить? Вот завтра это и произойдет.
Кацуми улыбнулась и толкнула меня в плечо кулачком. Больно толкнула, не усмиряя силу.
— А это мы ещё посмотрим!
После этого она так резко развернулась, что волосы взлетели вороновым крылом, и поспешила прочь.
— Ой, — только и ответил я, оставшись стоять на месте.
Кацуми шла размашистыми шагами, стараясь как можно дальше оказаться от меня. Похоже, что всё-таки обиделась. И на что обижаться? Что я встречаюсь не с ней, а с другой?
Вот же девчонки… Я сплюнул в сердцах на ни в чем не повинный асфальт.
До встречи с Кимико оставалось около получаса, и я неспешно побрел по улице. По пути я вспоминал правила соблазнения молоденьких девушек.
Чего вы смеетесь? Думаете, что молодых наивных дурочек легко соблазнить? Может быть и так, но вот как соблазнить молодых и явно не наивных аристократок тому, кого только недавно считали плебеем?
Почти как бомжу очаровать Аллу Пугачеву… Хотя, если бомж будет моложе Максима Галкина в два раза, то он имеет шанс…
В одной из подворотен моё внимание привлекли детские крики. Четверо пацанов из младшей школы нападали на пятого, который забился в угол и рычал на врагов, выставив перед собой скрюченные пальцы. На вид им всем лет по десять-одиннадцать. Сумки сброшены у стены, в руках палки.
Пятый рычал на врагов, плевался и что-то шипел. Рукав его куртки был оторван, штанины на коленях в пыли. На грязной мордашке видны две дорожки из слез, но сдаваться, падать и закрывать голову он явно не собирался.
Боец! Такой будет биться до упора. Прямо как я.
Конечно же решил вмешаться:
— Эй, шпанюки, а ну разбежались по подворотням!
Четверка оглянулась на меня и один из них, самый крупный, произнес, цедя слова сквозь зубы:
— Хинин, съеби отсюда, а то и тебе достанется!
Обидно слышать почти взрослому дядьке такое от шпанюка. И ведь он явно был уверен в себе. Был уверен, что я развернусь и свалю в туман. «Эх, дети — цветы жизни!» — так говорил майор Соколов и обязательно добавлял. — «На могиле родителей…»
Что же, придется преподать небольшой урок зарвавшейся молодежи. Чтобы в наше время молодняк так отвечал старшакам… Я сделал несколько быстрых шагов и уцепил два уха. Крупного мальчишки и ещё одного. Взял так, чтобы они не смогли меня ни лягнуть, ни достать рукой. Они взмахнули палками, но ноги у меня не стояли без дела. Палки отлетели в стороны.
— Нельзя нападать толпой на одного! — наставительно сказал я. — Раз на раз можно. Это будет правильно, а так вот, четверо на одного…
Про себя я усмехнулся — на меня нападали трое и ничего.
— Это тануки! — выкрикнул крупный мальчишка. — С ним нельзя один на один человеку.
— Танака? — удивился я. — Неужели ещё один из их рода? Ребят, тогда побить его вообще не получится. Джун Танака мой друг.
— Это тануки, глупый хинин, — взвизгнул крупный. — Пусти ухо, оторвешь!
— Будешь обзываться — ещё и второе откручу. В общем, вы поняли? Поколотить его не получится, поэтому проваливайте-ка, пока я добрый.
Я отпустил мальчишек, и они с хмурыми лицами подняли сброшенные сумки. Они то и дело оглядывались на улыбающегося врага, который строил им рожи и показывал язык.
— Мы всё равно тебя поймаем, грязный тануки! — крикнул один из мальчишек, когда они перешли на другую сторону дороги. — А ты, мерзкий хинин, ещё встретишься с нашими братьями!
Я сделал грозное лицо и шагнул в их сторону, как будто собрался догнать и накостылять. Они с оскорблениями рванули прочь. Я же развернулся к пятому. Тот пытался приделать оторванный рукав на место и шмыгал носом.
— Дружище, ты как?
— Нормально, — буркнул тот. — Только рукав оторвали.
— Это да, это печально. Но главное, что сам цел. А рукав… Рукав это, брат, дело наживное. На вот, держи! Подсласти пилюлю!
Я нащупал в сумке банку со сладостями Хитоми и высыпал горсть сердечек на ладонь. Школьник с недоверием взглянул на меня.
— Ты сам… Даешь тануки еду? Ты и в самом деле глупый?
— А что тут такого? Это же от твоей сестренки, Хитоми.
— Нет у меня никакой сестренки. Я один в семье остался…
Вот тут уже у меня пошло небольшое понимание. Похоже, что я спутал тануки с Танака. Ну и ладно.
Эх, не знал я в то время, что тануки это вовсе не фамилия…
— Да всё равно держи, не запихивать же их обратно. Ты молодец, не сдался, — высыпал я сердечки в подставленные ладошки, похлопал школьника по плечу и отправился дальше.
— Ну и глупый же ты, хинин! — раздалось позади меня.
Вот и делай людям добро, вот и сочувствуй им… Я вздохнул и повернулся.
После этого почувствовал, как мои глаза лезут на лоб. А ведь должен был уже привыкнуть к ненормальности этого мира…
На месте школьника на меня скалилась крупная енотовидная собака в школьном костюме и с сумкой на спине. Острые зубы клацнули с такой силой, что сердечки из пасти разлетелись в разные стороны.
— Нельзя кормить тануки! Никогда! — прорычала коричневая зверушка и молнией метнулась прочь.
Через пару секунд эта тварь скрылась в подворотне, а ещё через три секунды скрежет коготков стих за шумом ветра в листве. Вот тебе и познакомились… Вот и выручил не ребенка, не игрушку, а неведому зверушку…
Я понял, что сделал что-то непоправимое. Но колдовское создание уже умчалось прочь, а я остался на улице один. Даже спросить не у кого. Ладно, когда вернусь домой, то спрошу к сэнсэя Норобу про это происшествие.
На указанное место я пришел раньше Кимико. Успел совершить необходимые приготовления. Похоже, что девушка специально задержалась, чтобы пококетничать. Задержалась на пару минут всего, чтобы опоздание не могло показаться грубостью.
Кимико шла легкой походкой. Она не успела сменить школьную форму, но явно подтянула юбку, чтобы повыше открыть колени.
Я встретил её широкой улыбкой. Какое там первое правило? Нужно выделить особую черту, которая должна привлекать и сказать ей об этом… Какая у неё особая черта? Титьки?
Я тут же зажмурился и проговорил, чуть поклонившись:
