а с приходом морозов всё это возьмётся особо — схватится и остановится движение, образовав тонкий лёд, опасный и коварный. По мере как мороз будет крепчать, лёд даст достаточную толщину, и она позволит тогда смело не только ступать и переходить речку, но и проехать на лошадях, запряжённых в дровни.
Народ запасливо заготовил сухих дров на зиму, по-хозяйски сложили их в поленницы, кто под навесами, кто в сараях-дровяниках. Мужики точили топоры и пилы, продолжали ревизию саней и лошадиных хомутов, готовили розвальни, валяли или подшивали валенки, перебирали капканы и ловушки, подбирали проволоку для изготовления или пополнения запасов петель на зайцев, кабаргу и коз. Женщины занимались больше у печек, готовили еду, рукодельничали — штопали или вязали спицами носки, варежки, шили или приводили в порядок обносившуюся одежду членов семейства, кто держал коров или коз, занимались утренней и вечерней дойкой, кормили имевшуюся домашнюю скотину. В ведении хозяйства, где или в чём нужна была мужская сила, она приходила вовремя.
Село жило обыденной жизнью, отлаженной, размеренной, самое суровое время года — зима, их не пугала, кто приехал с дальних губерний, по сути, считали себя сибиряками, и охотничий промысел пушнины или дикого мяса и рыбы был для них обычным занятием, позволявшим заработать денег, сытно питаться, многие позволяли себе копить и средства. Учили малышню помогать по хозяйству, кто постарше, тех натаскивали таёжному ремеслу. Такое всеми воспринималось как естественный образ бытия, и иерархия в семьях не была ярко выражена, никто не стремился выпячиваться, кичиться, просто мужчины в семьях главенствовали как само собой разумеющееся, идущее из глубины веков на Руси.
Члены семейств, у которых мужчины старались на приисках, ожидали их возвращения. Пора настала такая, что вот-вот со дня на день кто на лодках спустится по Олёкме до села, кто на лошадях достигнет родного дома. Не ждали избы только тех, кто был приезжим, не имевшие семей или оставившие своих домочадцев в дальних губерниях, а сами прибывшие на заработки, прознав о золотых приисках, но успевшие за два-три года обжиться и стать своими. Скудные заработки предыдущего года, и не лучшие в этом, 1846 году их угнетали. Золото, ранее блеснувшее радостью на месторождениях Олёкмы, теперь воспринималось не с тем пристрастием, все понимали — иссякло, а с этим таяло и желание принуждать себя к изнурительному труду, больше забиравшему силы, не давая надлежащей взамен отдачи. Купцы-золотопромышленники — хозяева приисков уже не получали той прибыли, которая бы покрывала расходы на ведение горных работ, из-за мизерного содержания благородного металла в песках и отдалённости разработок, а оттого и поговаривали о намерениях закрыть прииски. Жителям Олёкминска оставалось одно — вернуться к пушному промыслу, кой и обеспечит верный достаток, вернёт их к былой размеренной жизни.
И день возвращения старателей настал. Первые лодки причаливали к берегу, их вытаскивали на сушу, чтобы в ближайшие дни вывезти ко дворам до весны, некие на зиму лодки оставляли на высоком берегу. Приискатели вытаскивали свои нехитрые котомки, взваливали их на плечи и спины и, словно стадо коров, наевшихся сочной травы на пастбище, разбредались по домам, но отличались тем, что коровы, по обыкновению, идут на вечернюю дойку, а мужики же шагали усталой походкой с не особо радужными размышлениями.
Селяне, заметив прибывших старателей, спрашивали: а где же наши? Они имели в виду свои родственные души. На что те отвечали: идут следом, вот-вот лодки покажутся и в берег уткнутся. И в самом деле, лодки прибывали одна за другой, и приискатели так же как первые, вытаскивали свой флот дальше от воды и расходись по домам.
Сношенницы Клавдия и Ксения стояли на берегу, пристально глядели вдаль, когда же появится лодка их мужей — братьев Осиповых. Время шло, но горизонт речной глади был чист. Старатели, прибывшие с последними лодками, им говорили, что Никита и Фома прибудут вместе с лодкой инженера Тихомирова, он с приисковыми людьми причалил к их месту работ. А раз так, то женщины не покидали берег и продолжали ждать.
Так стояли они не меньше двух часов, и беспокойство начало донимать их.
— Да что ж так, в чём задержка-то? — промолвила Ксения. — Уж не случилось ли чего?
— Если мужики сказали: Тихомиров до Никиты и Фомы причалил, так чего ж там могло быть, наоборот, в чём и помощь окажут, чего там случиться может, не дети малые, беду всякую обойдут, — ответила Клавдия, не будучи уверенной в себе. В её словах проклюнулись сомнения, а на самом ли деле всё ладно?
— Душа почему-то заныла. — Ксения приложила правую руку к груди. — Не так что-то, Клавдия, вот чую недоброе…
— Это оттого, что долго стоим в неведении, оттого и мысли подползают всякие. Чего с ними случиться, не одни ведь, и работают вблизи прииска, и заверили нас, заехали к ним работяги. Чего навевать себе напраслину?
— Ой, не знаю, Клава, не знаю, ноет душа, и всё тут.
Но вот вдали в опускавшихся над землёй сумерках показались три лодки.
— Глянь, никак наши! — воскликнула Клавдия. — А ты душу потряхиваешь и мою тревожишь.
— А они ли? — пристально всматриваясь, засомневалась Ксения.
— Кто же ещё, край они, некому боле, все вернулись, окромя наших.
— Слава тебе Господи, — успокоилась Ксения и перекрестилась.
Лодки шли супротив течения реки по Лене от устья Олёкмы, и гребцы размеренно и с усердием работали вёслами, спешили, следовало достичь села да наступления темноты. От устья до Олёкминска по воде несколько вёрст. Хотелось быстрее увидеть родные и знакомые лица, очутиться в своих дворах, перешагнуть порог и войти в хату, ощутить в теле негу и уют, по коему соскучились, как голодный желудок по горячим домашним щам и неспешному курению трубки или самокрутки.
Лодки приближались.
Но что это? Ксения и Клавдия не видели среди приплывших наконец-таки старателей своих мужчин. Опять в душах обоих словно что оборвалось.
«Неуж остались на участке? Но зачем?.. На кой, если речки, впадающие в Олёкму, уже кидают шугу, пускай слабую, малоприметную, а заморозки наступают, и какой там, сейчас не до промывки породы, к тому ж приисковые закончили работы и все скопом возвернулись. Может, решили избушку починить, бутары и инструменты поправить да дров запасть, чтобы по весне время не тратить?.. Хватит, довольно разум греть, причалят, узнаем…» — рассуждала Клавдия, а такие же мысли витали и в голове Ксении.
Три лодки ткнулись носами в берег, первым на который ступил Тихомиров, за ним по очереди все остальные. Старатели, увидев на берегу двух женщин и признав в них жён Осиповых, старались не смотреть на их лица,
