на то, что происходило на земле внизу и сбоку от короля драконов. Вдоль всей границы между Найтфоллом и Торнгейтом тянулась вереница тел. Благодаря его людям повсюду валил снег, но вспышки пламени растапливали их тяжелую работу. Это означало, что солдаты королевы обладали магией Лета. Кроме того, среди них были и обладатели осенней магии, поскольку я заметила, как одного из мужчин сбил с ног мощный вихрь.
Люсьен наклонился ко мне, прижавшись губами к моему уху.
– Хитрость зимы в том, что она неумолима, жестока и мало заботится о жизни.
Ладно, начало мрачноватое, но я попытаюсь почерпнуть из этого вдохновение.
– Единственная эмоция, которая управляет зимней магией… это гнев, – сказал он.
Я посмотрела на него, удивленная тем, что он признал это, и он кивнул.
Тогда становилось понятно, почему он был таким могущественным. Каждый раз, когда отец бил его или оскорблял словесно, Люсьен просто запасался топливом для своей силы. Это также имело смысл с учетом того, что я не ощущала особой постоянной связи с зимней магией, которой обладала. Она была непостоянна, как гнев.
Его теплое дыхание коснулось моей шеи.
– Подумай о единственной самой приводящей в бешенство вещи, которая когда-либо случалась с тобой, и выплесни ее через зимнюю магию. – Он указал на разграничивающую линию между двумя королевствами, небольшую россыпь камней и тающего снега. – И прицелься вон туда, – добавил он.
Король драконов парил над тем местом, где мне нужно было сконцентрировать свою силу, поэтому я сделала глубокий вдох, боясь вернуться к тому, что было моим самым ненавистным воспоминанием. Я подумала о том, как папа продал меня Марселю, после того как пообещал Люсьену, но в глубине души я любила своего отца, и поэтому в этом воспоминании не было достаточно гнева. Затем я перешла к Марселю, который заставил меня выйти за него замуж в карете, и это разожгло огонь внутри меня, но недостаточный.
Именно воспоминание о том, как Марсель лишил меня невинности, взорвало бомбу. Я по-настоящему не позволяла себе пережить эту травму и все, что она значила для меня. Я жила в режиме выживания с того момента, как Марсель похитил меня из кабинета моего отца.
Я позволила всему, что он сделал со мной, выйти на передний план моего сознания, и гнев взорвался в моей груди. Крик вырвался из моего горла, и слезы потекли по моим щекам, когда я вспомнила, с какой жестокостью Марсель забрал то, что я берегла для Люсьена.
Взмахнув руками над корзиной, я обрушила на поле боя поток ветра, льда и снега.
Рука Люсьена скользнула по моему бедру и сжала, как будто он слишком хорошо знал, каково это – сдерживать весь этот гнев.
Температура воздуха вокруг нас резко упала, и у меня застучали зубы, но я не отступала. Я призвала магию и соединила ее со своим гневом, создав бурю эпических масштабов. Медленно, но верно на земле вырастала ледяная стена. Я видела ее, барьер из растущего стекла, и я чувствовала ее кончиками своих пальцев. Это было трудно объяснить. Войскам пришлось разделиться и разбежаться по своим сторонам, поскольку стена становилась все выше и выше. Снег и ветер одновременно обрушились на армию Найтфолла, вынудив их отступить в безопасное место своего королевства.
– Вот так, продолжай подпитывать силу, – приговаривал Люсьен.
В моем сознании промелькнул его отец. Человек, которого я едва знала, и все же меня разозлило, что он отказался обратиться за помощью. Что он предпочел бутылку собственному сыну.
С разочарованным рычанием я применила столько магии, сколько смогла, и Люсьен ахнул, когда ледяная стена внезапно взмыла на сорок футов в высоту.
Дрэ отлетел назад, чтобы избежать удара, и я, наконец, отпустила гнев, который сдерживала.
– Ты сделала это, – выдохнул Люсьен.
С поля боя раздались радостные возгласы, и король драконов начал спускаться. Люсьен притянул мою руку к себе на колени и начертил на ней маленькие круги.
Я усмехнулась, глядя вниз на гигантскую ледяную стену, а затем на Люсьена. Я не была готова к его хмурому и опущенному взгляду.
– Что не так? – спросила я, перекрывая шум ветра.
– Я бесполезен, не способен помочь ни тебе, ни своему народу, теперь, когда у меня нет моей магии. – Его признание заполнило все пространство, раскрыв все несказанное.
Больше не заботясь о приличиях, я взяла его лицо в ладони и прижалась губами к его. Мне очень хотелось, чтобы он знал, как много он для меня значит, как сильно я привязалась к нему за такое короткое время. То, что все, что он воспринимал как недостаток, было тем, что я любила в нем больше всего.
Оторвавшись от его губ, я посмотрела ему в глаза:
– Люсьен Торн, ты никогда не будешь бесполезен для меня.
В его глазах вспыхнул огонь, зажженный страстью, который, как я знала, можно было погасить только новыми поцелуями.
Когда мы приземлились, в нашу сторону прискакал гонец.
– Армия Найтфолла отступает! – крикнул он, и все заликовали, подняв кулаки в воздух.
– Она вернется завтра с большим количеством солдат и большей злостью, – сказал мне Люсьен.
– Тогда давай воспользуемся сегодняшним вечером по максимуму. – Я поцеловала его в шею, чувствуя учащающийся пульс под своими губами. – Женись на мне, пока война не стала полномасштабной.
– Да, мармеладка. – Он подался вперед и поцеловал меня в нос.
Буквально в считаные часы мы были готовы к свадьбе. На мне было не белое платье, не было изысканной еды и оркестра, к тому же ни собор, ни бальный зал не могли вместить всех присутствующих, и все же свадьба была идеальна. Только что прибыли армии Весны, Лета и Осени, готовые сражаться за нас с королем Торном. Эльфы и драконий народ узнали о битве, назревающей у ледяной стены, и тоже направились сюда, и таким образом на нашей свадьбе собралось более шести тысяч воинов.
Мы сразу же отмели вариант с бальным залом. Сад тоже был мал. Прекрасный собор, построенный его матерью, также не подошел бы. Вместо этого мы выбрали городскую площадь. Она была до краев заполнена воинами и семьями. Установили шатры, в которых коптили мясо и готовили бобы с рисом, чтобы накормить всех. Не такую свадьбу я представляла себе в детстве, и все же она прошла гораздо лучше, чем я себе представляла. После всей боли, последовавшей за расколом, наш народ наконец-то собрался вместе. Как единое целое.
Священник протянул мне одиночный подсвечник с мерцающим огоньком, и я прикоснулась им к подсвечнику Люсьена, разжигая его пламя. Вместе мы прикоснулись ими к большой свече, и когда она зажглась, мы задули наши.
– Две жизни сегодня соединяются воедино, – сказал священник всем собравшимся, когда мы с Люсьеном стояли на импровизированной сцене в центре города. – Два лидера, разделяющих любовь к нашему народу. – Затем он посмотрел на меня.
Все
