Дальнейшее наше отступление до Авалона, я запомнил фрагментарно. Бой принял вялотекущую фазу. Не желая рисковать последним союзным кораблем, я послал его вперед и «Бойкий» занял место в арьегарде отступления, прикрывая союзника. Матвей периодически перекладывал руль, рыская по курсу, чтобы Макарыч мог послать снаряд–другой в приближающегося противника из развернутого к корме под максимальным углом орудия. Своей целью мы избрали следующее слева от «Чистильщика» судно поддержки. Расстояние сократилось до двух километров, так что попадания следовали одно за другим, постепенно разнося на доски следующий кораблик. Пожара на нем мы так и не добились, но когда на горизонте показался Авалон, он совсем потерял ход и отстал, быстро погружаясь в воду и кренясь на левый борт. К тому времени боекомплект уже показывал дно, и я решил, что последний акт этой схватки состоится в родных водах. Враг, видимо, решил так же и особых проблем нам не доставлял: разве что от него дважды отделялись какие–то багровые облака и пытались догнать наш китобоец. Но из этой попытки ничего путного у «Чистильщика» не вышло. Алексей уверенно расстреливал медлительные заклятья огнем из зенитки и те взрывались в воздухе над водой, рассыпаясь вихрем искр. Магия не любит металл, что поделать…
— Мы пройдем рядом с Авалоном вдоль берега прямо к гавани, — ткнул я пальцем в карту, расстеленную на столе в рубке. — Вот здесь, примерно в трехстах метрах от левого мыса, идеальное место для атаки. С артиллерийской позиции на горе море отлично просматривается, наводиться можно чуть ли не прямой наводкой, место пристрелянное. Попытаемся сделать еще один торпедный пуск, в случае удачи — добиваем остановившийся «Чистильщик» гаубицей. План «Б» в случае неудачи — при входе в гавань выкинуть обе мины в фарватер. Глядишь, тельнор полезут за нами и подорвутся. План «С» — деремся в гавани и бьем в упор обоими пушками, пока эта туша лезет через бутылочное горлышко фарватера, план «Д» — при гибели «Бойкого», те, кто останется жив, эвакуируются с судна и идут партизанить с ваэрия и отделением самообороны. Какие есть возражения, народ?
— Не лучше ли устроить бой у пляжа с другой стороны острова? — спросил Матвей. — Я бы предпочел до последнего не показывать нашу гавань врагу.
— Уже все равно, — помотал головой майор. — Мы их привели к дому, разбить гадов на дальних подступах не вышло. У гавани проще работать Игнату, накидывать снаряды по кораблю через весь остров дело сомнительное. Не попадем ни хрена.
— Голосуем, — хлопнул ладонью по столу я. — Время дорого. Макарыч?
— Я за бой у гавани.
— Матвей?
— Возражаю. «Бойкий» там лишается свободы маневра. Акватория непростая, у пляжа драться лучше.
— Юля?
— Извини, капитан, — немного подумав, сказала девушка. — Я за Сашин план. Артиллерия наша последняя надежда, если не поможет торпеда.
— Никаких проблем, — мотнул головой Матвей. — Пусть будет так и дай Бог, чтобы все получилось.
— Тогда работаем, народ, — закончил я. — Пора заканчивать.
С храбростью у Тельнор дело обстояло неплохо. А вот с тактическим мышлением — не очень, они продолжали плыть, догоняя нас вдоль острова, не пытаясь взять инициативу в свои руки и сломать нашу игру. Может быть, думали, что мы уже обречены и теперь, обессиленные бежим спасаться в свою нору? Кто его знает, тельнор не люди и создавалось впечатление, что мышление у них какое–то волчье: главное — загнать убегающую добычу, а там загрызем… К тому же, в последнее время мы не стреляли: последние полтора десятка снарядов я решил приберечь напоследок и дать как следует остыть перегретому орудию.
Разворот носом к противнику для пуска торпеды мы начали под прикрытием зенитки, расстояние между нами к тому времени снизилось всего до полутора километров. А затем, когда мы начали разгон навстречу к врагу, прикрываясь огнем орудия, я вдруг понял, что уйти в гавань мы уже не успеем. «Чистильщик с оставшимся судном сопровождения неожиданно и очень резко прибавили ход, сокращая расстояние и стремительно приближаясь. Складывалось ощущение, что в этот рывок враг вложил все свои силы. Вновь от вражеского флагмана отделились две белых полосы и стали приближаться, прекрасно видимые в бинокль.
«Конец. Все произойдет здесь и сейчас», — пробежала короткая мысль. Рука застыла на пусковом рычаге бугеля, Макарыч уже открывал машинный кран торпеды, когда до моих ушей со стороны острова донесся звук выстрела — предупрежденный заранее по рации Игнат увидел противника и вступил в игру.
— Пуск! — я изо всех сил рванул рычаг, проследив глазами падающую в воду сигару, а спустя пару секунд Матвей резко взял лево на борт, уходя от вражеских заклятий. Разминуться с белыми росчерками у него получалось, но при этоммы сближались с врагом все сильнее, «Чистильщик» начал разворачиваться, догоняя нас, его «паруса» вовсю надулись от неведомо откуда взявшегося ветра, скорость магического «Джаггернаута» продолжала стремительно расти. Подняв к глазам бинокль, я увидел, что на его носу собираются человеческие фигурки с посохами — не исключено, что они приготовились брать нас на абордаж. Зенитка немедленно открыла по ним огонь, как только угол прицеливания позволил это сделать, но длинные очереди «зушки» увязли в серой пелене защиты. Последний союзный «плавающий остров» вдруг без команды развернулся и начал догонять нас — убегать в одиночку ваэрия не хотели, они желали разделить с нами нашу судьбу. Что же, похвально… но, по сути бесполезно. Лишь бы невидимая под водой торпеда успела пройти положенные для разблокировки взрывателя метры и навестись на цель. Лишь бы…
В этот раз попадание торпеды было видно совершенно четко. Нос «Чистильщика» взлетел на воздух, рассыпавшись тысячей обломков в перемешанном с водой дыму и пламени, а когда падающая вода осела, я увидел, что как минимум четвертой части деревянного корабля больше не существует. С палубы снесло половину надстроек и весь десант, а само судно, резко зачерпнув огромной дырой вместо носа воды, стремительно погружалось в воду, с каждой секундой увеличивая дифферент. При этом оно еще продолжало по инерции плыть вперед, но его гибель была вопросом нескольких минут.
Взрывная волна и брызги долетели до нас, ударив тугой подушкой воздуха и вымочив до нитки, а мои ноги вдруг подкосились и я упал попой на качающуюся носовую площадку, замерев в таком положении на несколько секунд или минут в полной прострации, временно утратив способность соображать. Перед глазами летали цветные пятна, в ушах звенело, рот наполнился тягучей металлической слюной. Вывели меня из состояния легкой контузии лишь звуки работающей зенитки. Повернув голову, я увидел, как прямо в наш борт, словно паровоз братьев Люмьер с экрана, под углом летело оставшееся вражеское вспомогательное судно, нещадно обрабатываемое с кормы зениткой, и не обращавшее на этот огонь никакого внимания.
Оно с жутким скрежетом и треском врезалось в корабль правой скулой, сильно накренив китобоец и пройдя вдоль нашего борта, срывая кранцы. А затем с него на «Бойкий» полетели канаты с крючьями и стали прыгать серокожие фигурки в свободных синих туниках, с посохами и светящимися кинжалами в руках. Впрочем, большинство из них тут же падали на месте, как подломленные, попав под фланговый огонь пулемета с рубки. С трудом подняв непослушную голову вверх, я увидел за пулеметом Юльку, которая с перекошенным лицомстреляла по идущим на абордаж магам длинными очередями, пока «Калашников» не захлебнулся разом, отработав всю ленту из короба. Рядом со мной лежал хлопающий глазами Димка, у орудия сидел с обалделым видом Макарыч, который все пытался трясущимися руками вытащить из расстегнутой кобуры АПС, но никак не мог этого сделать.
