Наконец чудовищное создание рассыпалось грудой капель. Кнуд выстроил барьер – благо теперь они не разлетались во все стороны, падая с неба, как в самом начале. Ульвар вбросил меч в ножны, накрыл плетением. Кивнул, мол, можно отпускать. Сухо шелестя, раскатились уже безвредные твари. Гейр шагнул к ним, поскользнулся, выругался. Вот так, наверное, Ингрид ногу и сломала.
– Не знаешь, кто должен был идти с вами? – спросила она, поднимаясь.
Ульвар покачал головой:
– Кем бы они ни были, похоже, не дошли.
Эрик подумал, что надо бы тоже встать. Вот только пару секунд еще посидит. Кнуд оказался рядом, протянул руку, вздергивая на ноги. Стиснул в объятиях так, что кости едва не затрещали. Эрик сморгнул. Неужели кому-то оказалось не все равно?
– Хорошо, что вы продержались. – Голос Кнуда подозрительно дрогнул. – Заговоренного жаль.
– Выправится, – пожал плечами Эрик.
Повозиться, конечно, придется, и не один день, все куда хуже, чем тогдашняя спина Фроди. Но ничего необратимого.
– То есть как – выправится?! – вскинулся Ульвар. – Неужто живой?!
Эрик кивнул. Ульвар расхохотался:
– Вот же зараза этакая! Все у него не как у людей. Но каким чудом?
Эрик снова пожал плечами. Говорить не хотелось. Да и о чем, собственно, рассказывать? О том, что не дал командиру умереть? Было бы чем хвастаться…
– Где он?
– Фроди в деревню унес.
– А мы тогда чего стоим? Пойдем. – Он снова рассмеялся, хлопнул Эрика по плечу так, что тот пошатнулся. – Ну надо же! Пока не увижу – не поверю.
Ульвар подставил Ингрид локоть, та благодарно кивнула, опираясь.
– Тебе помочь? – негромко спросил Кнуд. – Выглядишь, будто вот-вот свалишься.
Эрик помотал головой:
– Я-то ноги не ломал.
Кругом расстилались холмы, почти как в том мире, который им пришлось пройти. Деревни видно не было: пряталась где-то за ними. Эрик мысленно застонал, представив, каково будет взбираться в гору. Ладно, как-нибудь. Худшее на сегодня позади. Все живы… Кроме тех неведомых четверых, которые не дошли. Он начал молитву за сгинувших в дальнем пути, но обнаружил, что не помнит дальше пятой строчки. Незачем раньше было помнить. Снова окинул взглядом очертания холмов: казались смутно знакомыми. Мерещилось, наверное, от усталости.
На вершине появился Фроди, рядом шагал деревенский мальчишка, опасливо косясь на здоровенного чистильщика. Увидев остальных, Фроди споткнулся, сбежал вниз, едва ли не кубарем слетел. Сгреб в охапку Эрика с Ингрид, замер, длинно и неровно вздохнув.
– Хватит. – Ингрид погладила его по щеке. – Не казнись. Все хорошо. Пойдем.
Фроди кивнул, торопливо отворачиваясь. Махнул рукой мальчишке на холме – тот тоже махнул в ответ и скрылся за склоном.
– Староста решил племяша послать, чтобы глянул, чем дело кончилось. А я понадеялся, что успею вернуться. – Он обнял Ульвара, кивнул остальным. – А вы откуда взялись?
– Был Зов, – сказал Ульвар. – Только не понимаю… Альмод действительно жив?
Фроди кивнул:
– Потрепало здорово, и встанет нескоро, но встанет.
– Но как тогда?..
– Эрика спроси. Мне не до того было, чтобы разбираться, что происходит.
– Мне тоже, – сказала Ингрид.
Эрик вздохнул. Отмолчаться не дадут.
– Да что там рассказывать? Тварь плетением вытащил, рана в сердце осталась, и кровь в сердечную сорочку шла. Остановил, зарастил, запустил снова. Все.
Ульвар смерил его странным взглядом:
– Как тебе вообще это в голову пришло?
– Не знаю. Нас так учили: если где-то копится кровь или гной – надо выпустить. Если рана – зарастить. Ну и, вот… само получилось, – в который раз пожал плечами Эрик.
Ульвар неопределенно хмыкнул и отстал. Кнуд пихнул кулаком в бок:
– А мне расскажешь? Как дыру в сердце сращивать?
Эрик застонал:
– Так же, как в заднице! Отвяжитесь уже, а? Еще немного – и кусаться начну.
Он устал, смертельно устал – а еще надо дотащиться до деревни, как-то расположиться и хотя бы начать затягивать раны Альмода. Как бы они друг к другу ни относились, есть вещи, которые превыше мелких дрязг. Надо… Столько всего еще надо…
Эрик остановился на вершине холма, чтобы отдышаться, глянул вниз – и застыл. Между холмами вился тракт, дальше, как на ладони, лежала деревня, заливные луга, мост на ту сторону реки. Говорили, что в дне пути отсюда поселок с почтовой станцией, откуда можно доехать до самой столицы, и он когда-то мечтал, что вырастет и проверит, но так и не довелось – отец увез его в другую сторону, в Солнечный.
Вот уж не думал, что доведется вернуться.
20
Он смотрел по сторонам, узнавая и не узнавая. Вот на месте покосившегося штакетника стоит новый – добротный и крепкий. Эрик припомнил, что в этом доме кое-как билась вдова с двумя сыновьями. Выросли, значит, парни: работники. Повезло. А вон тот дом он помнил красивым, с резными наличниками. Теперь некогда крепкие ставни покосились, одна и вовсе стояла на земле, прислоненная к завалинке, и, судя по тому, как подгнила снизу, не первый месяц, а может, и не первый год. Незадолго до отъезда Эрика холера выкосила семью, что здесь жила: хозяйку, дочь на выданье и взрослых сыновей с женами и детьми. Помнится, старшему отец собирался выделить долю, чтобы отстроился отдельно. Не успел… Эрик ни за что не узнал бы в стоящем у прогнившего штакетника старике крепкого мужчину, чьи годы явно шли к закату, но до дряхлости было еще ой как далеко…
На них глазели – настороженно, с опаской. Казалось, вся деревня высыпала из домов, чтобы молча наблюдать, как по улице идут чистильщики. Впрочем, если Фроди успел предупредить местных, должны были переполошиться. И правда, ревела растревоженная скотина, заполошно кудахтали куры. Кое-где виднелись следы поспешных сборов: у кого-то котомка на плечах, в одном палисаднике белеет гора подушек, видимо, хозяйка выставила проветривать, да не успела собрать.
Эрик попытался вспомнить, кто же жил там, но не вышло. Слишком усердно старался забыть. Да и что, собственно, помнить? Колотушки отца? Холодное равнодушие матери? Подзатыльники старших сестер? Он был младшим, поздним и явно нежданным ребенком, даром что говорят, будто мальчиков, будущих наследников и кормильцев в старости, любят больше. Родных, может, и любят, а таких, как он, нагулышей и любить незачем.
Да и какой из него, одаренного, наследник? Вот кормилец получился… Интересно, на что родители потратили деньги, которые за него заплатил университет? Или зажали в кубышке на черный день? Отец, помнится, был скуповат…
Дом старосты стоял на прежнем месте, и сам староста оказался тем же, разве что седины прибавилось. Подозрительно оглядел пришлых, не задержавшись взглядом на Эрике – и то сказать, сколько лет прошло. Поклонился в пояс, отдал Фроди кошель.
