тревогу у Карлы. Ей совсем не нравилась Вирхиния, но еще меньше – тоска сына.
– Нельзя проводить целые дни за компьютером, – сказала ему как-то утром Карла. – Ты слишком подавлен.
Вспомнив свои старые мимолетные занятия психологией, она сумела придать нравоучениям профессиональную интонацию. Висенте испугался: он принадлежал поколению детей, постоянно принимающих лекарства; многие его одноклассники и друзья глотали таблетки от депрессии и синдрома дефицита внимания, весьма модных болезней. Ему не хотелось следовать их примеру, потому что он успел насмотреться на страдания своих приятелей. Карла спросила, нужна ли Висенте медицинская помощь, и он ответил, что лучше попытается вылечиться сам.
– Каким образом?
– Попытаюсь что-нибудь сделать.
– Что именно?
– Пока не знаю, мама, но собираюсь что-нибудь придумать. Мне надо выпутаться из этого.
Карла успокоилась, зная, что он говорит правду. Ее сын что-нибудь предпримет или, по меньшей мере, подумает о том, чтобы это сделать.
Для начала Висенте временно прекратил пользоваться компьютером, что для него было почти немыслимо, поэтому он, точнее говоря, попытался использовать его иначе. Поскольку в последние месяцы он интересовался порнографией, то решил на время заняться чем-то противоположным просмотру таких фильмов. И пришел к выводу, что из-за невозможности реального секса ему придется просматривать ролики про эскимосов на «Ютьюбе». Сначала все шло успешно, потому что и в самом деле трудно представить, как эти тепло укутанные люди снимают свои многочисленные одежды, чтобы бесстрашно предаться сексу в сорокаградусный мороз, например, в гренландском лесу. Да, такое вообразить трудно, но не невозможно, и Висенте даже вдохновенно мастурбировал несколько раз, причем более изобретательно, чем под порнофильмы. К тому же это повышало его самооценку. Ведь самоудовлетворение во время просмотров порно неизбежно заставляло его сравнивать размер своего члена с пенисами актеров, и хотя Висенте проигрывал им не всегда ощутимо, в эскимосской мастурбации – как бы получше выразиться? – такой проблемы в принципе не существовало. Конечно, он понимал, что это тоже ничего не решает. Однако мастурбация без аудиовизуальных стимулов была немыслима, ведь если он предпринимал такие попытки, то неизбежно представлял себе Вирхинию, ее плечи, зеленые глаза, миллионы веснушек, широкие бедра, худые ноги, и умирал от горя. Воображал ее в ванной, обернутой полотенцем и бреющей голову бритвой, которую она всегда носила в рюкзаке, словно опасаясь, что рыжие волосы способны отрасти в любой момент.
Книги оставались на полках в том же порядке, который установила Вирхиния. Висенте занялся их чтением главным образом для того, чтобы вспоминать ее, и особенно часто обращался к книге Эмили Дикинсон, произведения которой ни один психиатр или психолог никогда не порекомендовал бы в качестве средства преодоления печали или депрессии. Но они, тем не менее, открыли Висенте могущество слова и действенность поэзии. «Смутная способность крыльев / обедняет мой наряд», – прочел, например, Висенте и опять мало что понял, однако этот образ смог что-то донести до него и превратился, так сказать, в мгновенное воспоминание. Целый день он посвятил чтению более шестисот стихотворений данной книги, и хотя ни одно не понравилось ему полностью, запомнил отрывки почти из каждого. Точнее, несколько стихов ему понравились целиком, однако он не смог бы объяснить почему. Иногда Висенте произносил строфу вслух, пробуя разные интонации, будто угадывая интонацию Эмили Дикинсон, ее манеру декламировать. К примеру, вот двустишие, которое он читал шепотом, и сразу же – как причитание и, наконец, тоном, словно кто-то сообщает о находке или раскрывает тайну:
Зимними днями случается перекос лучей света,
– угнетающий, как
глубина соборов —
Висенте захотелось погрузиться в поэзию, но он избегал произведений Мильяна, поскольку его тревожило, что имя автора – Гонсало. К тому же название книги – «Жизнь» – показалось ему почти абсурдным, поэтому в одну из суббот он отправился на книжную ярмарку и купил сборник стихов «Существовать до сих пор» уругвайца Марио Бенедетти. Он прочел его запоем, стремясь получить удовольствие, но счел рудиментарным и слабым.
Ему ничего не оставалось, как прочитать книгу Мильяна – все стихи звучали для него поначалу очень странно, а местами комично и загадочно:
Великаны образованы
множеством карликов,
как колос – зернами.
Висенте не понимал, нравятся ли ему эти стихи, но склонялся к мысли: сомнение означает, что они ему по душе. Вот, например, короткое и очень странное стихотворение, которое сначала показалось гротескным и мрачным, а на другой день прозвучало невинно или даже забавно:
Иногда
и у кошек
бывают
щенки.
Четверостишие смахивало на объяснение всего что угодно и даже могло сойти за поговорку или пословицу, решил Висенте, размышляя над этими обманчиво простыми строчками. А произведения Мильяна, которые он предпочитал, посвящены преимущественно любви, в основном плотской, и в то же время они такие запоминающиеся («и ты смеешься, думая, что я тебя покусываю»), как и те, в которых упоминаются бытовые электроприборы, прежде всего холодильник – явно любимый объект поэта. «Холодильник вздрагивает / и его тряска меняет ритм», – заметил Мильян и даже привел сравнение с книгой:
Холодильник распахивается,
как толстая книга,
состоящая лишь
из пустых обложек.
Был и другой стишок о холодильнике с открытой дверцей – оттаивающем и совершенно пустом, за исключением одной замороженной горошины, «крошечной, круглой и зеленой». Висенте долго размышлял об одиночестве несчастной горошины, похожем на давнее одиночество той пары книг в библиотеке. Он многократно читал эти стихи, навсегда изменившие его отношение к предметам, словам, а также изменившие его взгляд на окружающий мир. Хотя, вероятно, не совсем так – возможно, он подобным образом и смотрел на мир, и стихи Мильяна удивили его именно этим, ведь он воспринимал их как близкие и уже знакомые. Осознание того, что мимолетные, маргинальные, странные, а для большинства людей бесполезные впечатления входят в поэтические произведения, доставляло ему безмерную радость: значит, кто-то взрослый посвятил себя сбору таких образов, их спасению и обмену ими. Выходило так, что уступка навязчивой авантюре – нечто вроде работы, и это, по мысли Висенте, было просто потрясающе.
Он не рассчитывал на свою школьную библиотеку, а оказалось, что ее каталог включает несколько сборников стихов, но не Мильяна, а ряд антологий, в которых Висенте обнаружил и прочел произведения Сесара Вальехо (оценил их как блистательные и безупречные, хотя и не был уверен в значении слова «безупречный»), Никанора Парры (мрачные и очень забавные), Габриэлы Мистраль (пылкие и загадочные), Висенте Уидобро (очень милые) и аргентинца Оливерио Хирондо (игривые). А что касается стихов Дельмиры Агустини и Хулио Эрреры-и-Рейссиги, то они напомнили Висенте итальянские или португальские песни, которые он понимал не полностью,
