своих ранах, предоставив им заживать как придется. Спускаясь к подножию плато, он резал бамбук и возвращался с огромными охапками длинных, тонких стеблей. Он рубил толстые сучья и запасался лианами, чтобы использовать их вместо канатов. Все собранное шло на усиление кровли и стен хижины Гору. Кейн вбивал стебли бамбука глубоко в землю, размещая их у самой стены, после чего переплетал их и связывал гибкими лианами, прочными, как корабельные тросы. Тяжелые сучья он укладывал на тростниковую крышу вплотную друг к дружке и опять-таки связывал и сплетал… Когда он довершил все, что хотел, из обновленной таким образом хижины вряд ли сумел бы вырваться даже слон.
Между тем львы во множестве посещали обезлюдевшее плато, причиняя стадам мелких свиней быструю убыль. А тех, до которых не добрались львы, убивал Кейн. Убивал — и швырял шакалам. Соломону претило такое истребление зверья, даже этих свиней, всяко обреченных пойти на корм хищникам… Но это было необходимой частью его плана отмщения, и он продолжал начатое, укрепляя свой дух.
Дни шли за днями, неделя сменяла неделю… Кейн трудился день и ночь, не забывая время от времени беседовать с головой Гору. Та давно сморщилась и иссохла, превратившись почти в мумию, и лишь глаза, как ни странно, совсем не изменились, продолжая смотреть на Кейна совершенно живым взглядом. Много позже, когда те дни исступленной работы сделались всего лишь воспоминанием, Соломон Кейн спрашивал себя, мерещилось ли ему, будто высохшие губы жреца едва заметно шевелились, нашептывая что-то в ответ…
Порою Кейн замечал акаана, кружившихся далеко в небе. Они, впрочем, не пытались приблизиться — даже по ночам, когда он спал в просторной хижине, держа руку на пистолетах. Демоны боялись его, их страшила его способность убивать громом и молнией. Первое время акаана летали медлительно и лениво, отягощенные человечиной, пожранной во время расправы с деревней и после, в пещерах. Но время шло, и бестии опять отощали и принялись улетать далеко на равнины в поисках пищи. Кейн посмеивался, и в его глазах вновь горели безумные огоньки. При жизни богонда его план был, пожалуй, неосуществим. Но теперь на плато не стало людей, которыми гарпии могли бы утолить голод. Не стало и свиней. Здесь вообще больше не было никакой живности, пригодной демонам в пищу. Кейн даже понял, отчего они не промышляли восточней своих холмов. Должно быть, там были такие же непролазные джунгли, как и на западе, за саванной. Еще он видел, как акаана преследовали на лугах антилоп и как на них самих охотились львы. В конце концов, гарпии были не самыми могучими хищниками в здешних местах. Они справлялись разве что со свиньями и оленями… да еще с людьми…
Постепенно они начали подлетать все ближе к Кейну, особенно по ночам. Он видел, как жадно светились в темноте их глаза. Близился решающий момент.
Тем временем на плато появились дикие буйволы. Они лакомились посевами на полях погибшего племени и были слишком сильны и свирепы, чтобы гарпии отважились на них нападать. Одного самца Кейну удалось отбить от стада. Крича и швыряясь камнями, пуританин погнал его в направлении хижины Гору. Дело оказалось не только трудным, но и опасным: несколько раз Соломон с трудом уворачивался от озлобленного быка, но все-таки преуспел и в итоге застрелил животное непосредственно около дома.
Дул сильный западный ветер. Кейн набирал полные пригоршни крови и подбрасывал в воздух, чтобы гарпии на холмах верней учуяли запах. Потом разрубил тушу на части и, надсаживаясь, затащил в дом. Спрятался в гуще деревьев неподалеку — и стал ждать…
Ожидание не затянулось надолго. В утреннем воздухе захлопали крылья, и на поляну перед хижиной Гору опустилась гнусная стая. Похоже, на запах свежего мяса слетелось все крылатое племя — странные рослые твари, так похожие и так непохожие на людей. Сущие демоны, какими их привычно изображают церковники!
Они складывали крылья, заворачиваясь в них, как в плащи, они прямо стояли на задних ногах и разговаривали между собой трескучими голосами, в которых не было ничего человеческого. И Кейн, все пытавшийся решить для себя, кем их считать — ветвью человечества или чем-то совершенно отличным от рода людского, — сделал окончательный вывод, что между гарпиями и людьми не было никакого родства. Перед ним стояли существа из эпохи юности мира, когда Творение шло непроторенными путями. Быть может, их породило противоестественное соитие зверя и человека; вероятней, однако, что гарпии представляли собой раннюю и тупиковую ветвь на древе эволюции, ибо Кейн с давних пор нутром чувствовал истину в еретических учениях древних философов, утверждавших, будто человек есть всего лишь вершина животного царства. Но если так, то природа, создавшая в те времена немало весьма странных существ, вполне могла поэкспериментировать и с запредельными формами человекоподобных созданий. Уж верно, человек, каким знал его Кейн, был не первым носителем разума, ходившим по этой земле. И, видит бог, не последним…
Тем временем оголодавшие гарпии медлили перед дверью: постройки внушали им недоверие. Некоторые даже взлетели на крышу и попробовали ее растрепать, однако Кейн потрудился на совесть, и бестии вернулись ни с чем. Наконец вид и запах парного кровавого мяса превозмог страх, и одна из тварей отважилась войти внутрь. Еще миг — и в обширное помещение набились уже все, чтобы жадно накинуться на еду.
Как только последняя гарпия переступила порог, Кейн дернул длинную лиану, привязанную к двери. Та с треском захлопнулась, и тяжелый брус, вытесанный специально для этой цели, громыхнул, падая в проушины.
Теперь эту дверь не высадил бы и буйвол.
Выбравшись из укрытия, Кейн внимательно оглядел небо… Он успел пересчитать гарпий, забравшихся в хижину; их было примерно сто пятьдесят. Ничьи крылья больше не оскверняли небесную синеву, и Соломон отважился предположить, что в ловушку угодила сразу вся стая. По губам Кейна проползла безжалостная улыбка… Он ударил кресалом, поджигая груду сухих листьев, сваленных у стены. Внутри дома звучали беспокойные голоса: кажется, гарпии сообразили, что угодили в западню.
Из кучи растопки потянулся кверху тонкий дымок, потом мелькнул алый язычок… Внезапно листья вспыхнули все разом, и огонь сразу перекинулся на сухие стебли бамбука.
Еще несколько мгновений — и пламя уже окутывало всю стену. Демоны, запертые внутри, учуяли дым и не на шутку встревожились. Кейн слышал их трескучие голоса и то, как они царапали стены. Он снова улыбнулся, невесело и недобро. Порыв ветра подхватил пламя, стеля его по стенам и крыше, и оно с ревом охватило всю хижину целиком. Внутри царил
