проломив ее, врезались в беспорядочную свалку, происходившую на полу. Внутренность хижины подсвечивал полыхавший снаружи пожар, и Кейн увидел такое, отчего впору было свихнуться. Залитые кровью клыки, бездонный провал разинутой пасти… И жуткая карикатура на человека, еще трепетавшая последними мучительными биениями жизни…
Разумно мыслить Кейн уже не был способен. Он просто сомкнул стальные пальцы на глотке демона, и его хватку не могли ослабить ни удары когтей, ни бешеное хлопанье крыльев. Кейн держал и держал — пока дьявольская жизнь не истекла наружу меж его пальцев, пока не хрустнула жилистая шея…
А снаружи все длился кровавый ужас смертной резни. Кейн вскочил на ноги, ощупью нашарил на полу какое-то оружие и бросился вон. Тотчас же прямо у него из-под ног взвилась гарпия. Соломон отреагировал мгновенным ударом; оказалось, что в руке у него зажат боевой топорик богонда — мозги летучего демона разлетелись брызгами во все стороны. Кейн понесся вперед, перепрыгивая через растерзанные тела, через валяющиеся руки и ноги. Кровь текла у него из дюжины ран, но он не обращал внимания…
А потом он остановился, недоумевая, и закричал от ярости и бессилия.
Крылатые люди один за другим поднимались в воздух, покидая деревню. Ни один не желал больше связываться с белокожим безумцем, который оказался слишком страшен даже для них. Но гарпии убирались в свои пещеры не с пустыми когтями. Они уносили еще живые, корчащиеся, кричащие жертвы, и Кейн метался туда и сюда, размахивая окровавленным топором… Пока не остался совершенно один в деревне, где кроме него были только мертвецы.
Откинув голову, он закричал без слов, посылая вдогонку тварям свое отчаяние и гнев… Густые теплые капли падали с небес ему на лицо. Где-то вверху звучали крики боли, заглушаемые хохотом чудовищ. Кейн почувствовал, как его покидают последние остатки здравого смысла. Стоя под кровавым дождем, слушая отзвуки жуткого пиршества, происходившего среди звезд, сдержанный пуританин матерился и богохульствовал, как никогда в жизни…
В эти мгновения Кейн был поистине символом человеческой участи. Он спотыкался об изгрызенные кости и ободранные черепа своих собратьев по расе, он размахивал бесполезным топором и что-то с ненавистью кричал вслед созданиям Ночи — а те праздновали свою победу над ним, смакуя живое человеческое мясо и роняя теплую кровь жертв прямо в его бешеные глаза…
Глава 5
Возмездие белого человека
Бледный, точно от пережитого ужаса, робкий рассвет выбрался из-за черных холмов и озарил кровавые руины, бывшие некогда живой и уютной деревней… Хижины были почти не повреждены — кроме одной, что рассыпалась еще дымившимися углями. Лишь некоторые крыши нуждались в починке, вот только чинить их было уже некому. На улицах валялись полностью или частично обглоданные кости. Иные были раздроблены, словно их сбросили с огромной высоты…
Здесь больше не было ничего, кроме смерти. Во всей деревне оставался один-единственный человек — Соломон Кейн. Опираясь на облепленный загустелой кровью топор, он смотрел на разгром неподвижным, отсутствующим взглядом. Пуританин был чудовищно грязен и весь в крови, еще сочившейся из длинных глубоких царапин на груди, плечах и лице. Он не обращал на эти раны никакого внимания.
Жизни людей племени богонда были отданы не совсем даром. Семнадцать гарпий остались валяться на окровавленных улицах. Шесть из них пали от руки Кейна. Остальных забрали с собой чернокожие воины, сражавшиеся с мужеством обреченных. Увы, жалкая была это плата за четыре сотни душ, еще вчера обитавших в Верхней Богонде — и не встретивших сегодняшней зари…
А обожравшиеся, пресыщенные гарпии улетели в свои пещеры на вершинах черных холмов.
Сдвинувшись наконец с места, Кейн побрел собирать свое оружие. Двигаясь медленно и бездумно, он все-таки подобрал оба пистолета, рапиру, кинжал и посох шамана. Потом покинул деревню и отправился выше по склону — к большой хижине, принадлежавшей колдуну Гору. Подойдя, он внезапно остановился, ибо его глазам предстал новый кошмар. Гарпии с их склонностью к чудовищным шуткам, кажется, превзошли сами себя. Над дверью хижины торчала мертвая голова ее прежнего хозяина. Пухлые щеки запали, обмякшие губы испуганно и глупо кривились, а открытые глаза смотрели взглядом обиженного ребенка.
Они проникали Кейну в самую душу, и в них опять был все тот же упрек…
Кейн посмотрел на руины Богонды, потом опять на лицо Гору, превращенное в посмертную маску… Медленно поднял над головой стиснутые кулаки — и с пылающими глазами и пеной на перекошенных губах проклял небо и землю, не забыв ни единой сферы бытия. Он проклинал равнодушные звезды, пламенеющий солнечный диск, насмешливую улыбку луны и шепчущий ветер. Он проклинал судьбу и предназначение, все, что когда-либо ненавидел или любил, проклинал молчаливые города, поглощенные морем, проклинал минувшие эпохи и грядущие века. Он выкрикивал сотрясающие душу богохульства, равно понося дьяволов и богов, сделавших человечество своей игрушкой, — и Человека, который слепо влачился по жизни и бездумно подставлял спину под железную пяту богов…
Все это Соломон Кейн выпалил на одном дыхании и умолк, только когда в легких кончился воздух. В наступившей тишине откуда-то из низин долетел далекий рык льва… и вот тут-то в глазах пуританина загорелся огонек вдохновения. Он долго стоял, не двигаясь с места и переплавляя свое временное помешательство в поистине безумный план, который тем не менее мог и сработать.
Тут он припомнил свои недавние богохульства и мысленно отрекся от них. Что верно, то верно — бессовестные боги создали Человека для своих жестоких забав. Но они же наделили его сообразительным мозгом, чья жестокая изобретательность не имеет себе равных в природе.
— Ты пока оставайся здесь, — проговорил Соломон, обращаясь к голове Гору. — Солнечный жар и холодная ночная роса иссушат и сморщат тебя, но стервятников я уж как-нибудь отгоню, чтобы они не выклевали глаза и ты смог увидеть, как падут твои погубители. Да, я не сумел уберечь людей твоего племени, но, во имя Господа, которому молится мой народ, я сполна за них отомщу! Да, так уж получается, что Человек есть добыча и игрушка могучих порождений ночи и ужаса, чьи крыла от века простерты над его головой. Однако и злым созданиям когда-нибудь приходит конец… Взирай же, Гору!
…Последующие несколько суток пуританин трудился в буквальном смысле не покладая рук. Он брался за дело при самых первых серых проблесках дня и работал даже после заката, пользуясь яркой луной, пока не валился наземь в полном изнеможении. Он ел что попало и на ходу, не давая себе передышки, и совершенно не заботился о
