и шкафов не открывал, исподнее не вытряхивал, но всегда попадался какой-нибудь недотёпа. Уже совсем было собравшись заняться этим, он замер от внезапного звонка. Дежурный предупредил, что его кто-то просит к телефону из деревни Семёновка.
Каримов поближе прижал трубку к уху, едва узнал своих людей: помехи лишали возможности понять, что кричали ему с другого конца провода его орлы, которым поручил глаз не спускать с патологоанатома. С трудом удалось уяснить, что Дынин второй день обитал в тех краях, слонялся по холму, разрывал землю, вытаскивал кости. Они припугнули его, но мальчишка не послушался, продолжил свои раскопки на следующий день, они решили его проучить.
– Живой, надеюсь? – спросил Каримов.
– Не рассчитали сил, – балагурил в ответ молодец. – Барсук его легонько задел лапищей, так он и рассыпался.
– Смотрите, чтоб не до смерти, – не осерчал Каримов. – Хлопот потом с ним…
– А он и помнить не будет. Барсук своё дело знает.
– Не наследили, стервецы?
– Огонь все следы спалил.
– Вы всё же загляните ко мне, как освобожусь, – напутствовал Каримов, – расскажите подробности.
– Путь-то не близкий…
– Ничего. Дождусь.
VI
Не успел он переварить в сознании услышанное из Семёновки, в дверь осторожно просунулась голова особо доверенного лица, инспектора по охране рыбных запасов Игралиева.
– Заходи, – кивнул ему Каримов, поглядывая на часы, пора проведать Хансултанова в больнице.
– Я буквально на секундочку, товарищ подполковник, – застыв у стола, понизил голос специалист рыбных дел. – Что-то Усыкин вокруг нашего конфиската круги подозрительные нарезает. Вопросы задаёт младшему составу, интересуется, как мы чёрную икру и красную рыбу, изъятую у браконьеров, оформляем и что с ней потом делаем.
– К тебе подходил?
– Нет. Директоров рыбокомбинатов начал трясти, инженерный состав. Одним словом, тех, кто акты нам подписывал об уничтожении конфиската путём сожжения.
– И что они?
– Пока подтверждают.
– А больше им и делать нечего. Подписи же имеются.
– Как держаться, Сальникова учить не надо, а Подгорный молод ещё, прибежал ко мне, весь трясётся от страха.
– Контролируй ситуацию. Если Усыкин глубже начнёт копать, дай мне знать. Но, думаю, ему скоро не до этого будет.
– А что? – бледное лицо инспектора порозовело, глазки перестали бегать.
– Не знаешь? Дочка Хана под лёд ушла. Это чепэ областного масштаба. Мать уже бучу подняла, а там и брат примчится. Да и другие события на носу. Хан-то безнадёжен.
– Неужели умрёт?
– Инсульт, брат, штука коварная. Будем молиться, чтобы пожил…
Затем он разбирался с Квашниным и его оперативниками по нераскрытым кражам. Дотошный Квашнин громоздил планы мероприятий один круче другого, энергии и азарта было столько, что приходилось останавливать.
– Результата не вижу, – лениво корил его Каримов. – Вот будет результат, представлю всех к званиям. За мной не задержится.
Был он чересчур добр сегодня, сам себя не узнавал, но подпортили настроение те, поспешившие из Семёновки. Когда постучали в дверь, он уже уловил неладное. Трусливо вошёл один, хоть с виду и бугай с выставки. Второй следом, тоже с понурой головой.
– Чего? Вы же только что трепались, что всё нормально?
Глаза прятали оба. Начали боязливо, он учуял – как есть обмишулились! Попинав патологоанатома и бросив его на льду у речки, они отъехали телефон поискать, чтоб в райотдел дозвониться, мыкались больше, чем с юнцом занимались, а перед возвращением решили проверить, не откинулся ли тот, всяко бывает на морозе, да и сердито приложился распоясавшийся Барсук. Прикатили, а лепилу не нашли. Кинулись к Сычихе, та выложила всё, как есть: были у неё люди, солидные, с псом, и красной книжкой перед носом махали. Патологоанатома привели в чувство и увезли не иначе как в город. То же самое подтвердили и паромщики. Собака в ошейнике, такой человека порвать в два счёта, а сыщики не иначе от Лудонина – их приёмчики…
Каримов приказал обоим безотлагательно удирать из области куда подальше, те резво выскочили из кабинета.
С полковником Лудониным не строились у Каримова отношения. Не заладилось сразу, когда столкнулись они при оценке причин смерти Топоркова. Максинов поручил Лудонину разобраться с необходимостью применения большого количества огнестрельного оружия при попытке обезвредить уголовника. Каримов ожидал всякого от той проверки, допускал и критику, но Лудонин ошарашил его, заявив, что надобности в такой операции вообще не было. До откровенной ругани у них не дошло, но Каримов настаивал, что смерть беглеца – естественный итог. Тогда Лудонин заявил, что приедет разбираться дополнительно. Этого Каримов ждал с тревогой, и события в Семёновке могли подлить масла в разгорающийся костёр конфликта: хорошо, если патологоанатом не запомнил его людей и не наговорит лишнего, а если всё всплывёт? Страшился этих мыслей Каримов и гнал от себя.
VII
Внезапный звонок телефона вспугнул его. Нервы перестали выдерживать жуткое напряжение последних дней? Неустрашимый, натренированный его организм стал давать перебои? Каримов рванул трубку.
«Спокойнее, спокойнее, – мысленно останавливал он себя. – Ну пусть уже разыскивает его сам Лудонин. Что он спросит? Какие предъявит претензии? Дынин, если в больнице, ещё и рта не смог раскрыть, а уголовник Топорков никогда уже не откроет. Полоумный Дуремар, отец уголовника?.. Но что тот знает? Понесёт бред насчёт Хана, своего бывшего дружка? Так он сам такой же кровопийца… Нет у Лудонина против меня никаких улик и доказательств и никогда теперь не появится… Нечего опасаться. А прошляпивших патологоанатома поганцев я отправил в такую тьмутаракань, что их днём с огнём не отыщут! Так что спокойнее, – ещё раз мысленно подстегнул он себя. – Воин проигрывает битву, если сомневается в победе. Сомнений быть не должно».
– Равиль Исхакович, – дошёл до его сознания голос из трубки телефона, – хочу тебя обрадовать. Хайса пришёл в себя!
Это кричал ему главный врач больницы, дурак Брякин, голос звенел, аж в ушах ломило, но он слышал его словно сквозь туман.
– Сегодня с утра ему гораздо лучше! – орал тот не переставая, будто Левитан об очередной победе. – Попытался поднять голову. Заговорить. Я понял, он тебя хочет видеть. Имя твоё выговорил! Галина Митрофановна от него не отходит. Мы ждём тебя, дорогой, в палате.
«Ещё удар! – подвёл черту похолодевший Каримов. – Если Лудонин пока далеко, этот рядом. Неужели очухается Хан? Ну и денёк у меня сегодня!»
Он попытался собраться, сосредоточиться. И его лихорадочно заработавший мозг нашёл решение.
Если Хан оживал, больше того, если заговорил и ищет его, значит, следует мчаться к нему и доложить о происках Лудонина. Далее, если здоровье позволит Хану, необходимо убедить его прямо из палаты звонить в обком парии. У Хайсы там свои людишки. Людишки не простые, способные остановить донкихота
