– А с кем на этот раз, Ляна Шандоровна? – абсолютно серьезно спросил Сотник.
Глава 27
– Я ничего не понял! – окончательно вернул меня в действительность напряженный голос Георга.
– Твоя будущая жена успела пообщаться с гостем из прошлого… или из мира мертвых?
– Отец предупредил о том, что крест в доме, – не стала я вдаваться в подробности «диалога» с родителем.
– Немного с опозданием, ну, что же, и на том спасибо. Попросили бы вы, Ляна Шандоровна, лодочника с лица показать, а? Может быть, человек нам знаком. А еще бы лучше узнать его фамилию, имя, отчество, адрес проживания.
– Мне «кино» по заказу не крутят! – обозлилась я, придвигаясь ближе к Фандо. – Вы, Михаил Юрьевич, без работы остаться не боитесь? Если все преступления за вас ведьмы раскрывать будут?
– Поверьте, с радостью сменю сферу деятельности на более мирную. – Майор явно покривил душой, чтобы оставить за собой последнее слово.
– Сотник, отстань от нее! – угрожающе рявкнул Георг, а я удовлетворенно улыбнулась, на миг прижавшись щекой к его виску – он стоял на лестнице на одну ступеньку ниже.
Так, переругиваясь под скрип старого дерева, мы гуськом поднялись в мансарду.
Диван не был таким древним, как наш. Созданный на мебельной фабрике где-то в восьмидесятые годы, он раскладывался в двуспальное ложе, как книжка. Ящик с фанерным днищем вместил бы пару комплектов постельных принадлежностей, но заполнен был пачками газет и журналов. Сам диван был отодвинут от стены – как оказалось, это сделал лейтенант.
– Странное место Юдин выбрал для тайника, – задумчиво протянул Сотник, косясь на портфель. – Ляна Шандоровна, с этим портфельчиком был старик, когда вы его в лесу подобрали?
Я вдруг вспомнила, что в день, когда обнаружила труп Юдина, в доме портфеля не было. Я решила, что преступник унес в нем папки и тетради…
– Да, с этим. Вы о диване или вообще о даче? – решила я уточнить, какое именно место считает странным майор. Но, не дождавшись ответа, добавила: – Уверена, Роман Егорович не сомневался, что залезть в этот дом никому и в голову не придет. А уж заглядывать за диван – тем более.
– Возможно, но вопрос не в этом – хранил-то Роман Егорович крест зачем? Почему не реализовал сразу, вместе с остальным золотом? Или сыну не отдал? Положен портфель сюда не так давно – пыли на нем почти нет. Вы же не вытирали, лейтенант?
– Нет. Аккуратно взял за ручку и достал. Затем открыл замочек и сразу увидел золотое изделие, – отрапортовал тот.
– Вот видите… – Сотник присел на корточки перед выдвинутым ящиком дивана. – Лейтенант, вы в перчатках… Ну-ка, вынимайте вот эту пачку газет и еще ту, что в правом углу. Бантики-петельки… Потяни, и развяжутся, – скороговоркой произнес он. – А остальные пачки обмотаны веревками с крепкими узлами. Кладите все на стол!
Крест оказался тяжел, богато усыпан камнями и безвкусен до безобразия. В звенья цепочки вполне мог бы пролезть мой большой палец, приди мне в голову эта дикая мысль – проверить, так ли это. Длина всей цепи не меньше полметра, застежка украшена крупным рубином, такой же по величине камень – в середине креста. Четыре помельче – на концах перекладин. И россыпь бриллиантов. Несомненно, мы нашли наследство моей прабабушки Любы, доставшееся ей от далеких предков – поволжских сэрвов.
– Я могу обрадовать Любу?
Вопрос предназначался Сотнику, но ответил Георг:
– Конечно, звони!
– Здесь нет связи, – вспомнила я. – Но мы сейчас поедем к ней, так? – Я вновь повернулась к майору.
– После соблюдения формальностей, – равнодушно изрек тот. – Фандо, Бадони, будете понятыми. В рамках вновь открытого дела по убийству Тамаша Бадони и дела по покушению на убийство Юдина Романа Егоровича…
– Не нуди, Михаил, приступай. Что там, в газетках?
– Папки, – коротко оповестил лейтенант, перед этим аккуратно сняв пласт из сложенных вчетверо газет. – В количестве три штуки.
– Те, что привез с собой Роман Егорович! – узнала их я.
– Замечательно! А в этой пусто?
– Во второй пачке – только газеты «Правда» выпуска тысяча девятьсот шестьдесят девятого года.
– В этом году посадили деда!
– Лейтенант, осмотрите внимательно. Каждый лист.
Тот уже перебирал газеты.
– Есть! Бумажный конверт, – он протянул его Сотнику.
На стол выпали три фотографии. Я видела их у Романа Егоровича. На одной – он сам. Похоже, увеличенное фото на документы: один из углов засвечен. Два других снимка – групповые. Я наклонилась над столом, чтобы рассмотреть их вблизи. То, что фотограф не выбирал место для съемки, стало понятно сразу: лучи солнца, пробившиеся сквозь ветки сосен, падали на лицо парня с правого края, делая его неузнаваемым. Пятеро молодых людей стояли в ряд, еще трое сидели на корточках перед ними. Одинаковая одежда – темные брюки и белые рубашки – делала всех их похожими друг на друга, но все равно было видно, что они разного возраста. Два подростка с левого края выглядели не старше пятнадцати, остальным было на вид около двадцати. Своего деда Илью Зулича я узнала по абсолютно лысой голове. Рядом с ним плечом к плечу стоял Роман Юдин. Я посмотрела на второй групповой снимок. Он был, несомненно, сделан в тот же день, но никто уже не позировал. На высоком берегу нашего озера стояли группками парни и девушки. Ближе всех к объективу оказались четверо: двое парней, девушка и подросток. Роман, Илья, Софья. И Паша Громов. Павел Андреевич Громов, который не далее как вчера убеждал меня, что совсем не знал ни Юдина, ни Зулича, ни Софью. Я перевернула первый снимок – стояла дата: июнь тысяча девятьсот шестьдесят девятого года. Далее от руки: «Дачи на Агатовом озере. Наша команда: я – в середине. Рядом справа – Илья Зулич, Коля Ларин (ловко замаскировался!). Слева – наши юные друзья Савва Григорьев и Паша Громов. Сидят – Гога Шванидзе, Петя Рыбаков и Володя Абрамов».
Я решила, что скажу о своем открытии немногим позже, и развязала веревки на одной из папок. Сотник заполнял протокол, Георг и лейтенант раскладывали документы из двух других.
