человека, который обвинил Корнилова в измене. Немного позже нам сообщили, что один из адъютантов «Наполеона малого» остановил автомобиль секретаря американского посольства Уайтхоуза и просил его одолжить машину главе Временного правительства, чтобы тот мог выехать из столицы и проехать в Лугу. Оттуда он пойдет во главе войск на Петроград и уже навсегда очистит его от большевизма. «Теперь, – уверяли его поклонники, – он имеет, наконец, случай проявить свою силу и спасти революцию».
А тем временем, почти без всякой борьбы, Петроград был сдан большевикам. Троцкий захватил крепость, и все остальные опорные пункты правительства сдавались без сопротивления. Министры засели в Зимнем дворце под охраной женского батальона и отряда юнкеров. В шесть часов вечера им было предложено немедленно сдаться. Так как ответа не последовало, с крепости было дано несколько холостых выстрелов в виде предупреждения. Вслед засим последовала атака матросов на позиции юнкеров и женского батальона. По направлению к Зимнему дворцу стреляли из сквера броневики, пулеметы и орудия с крепости. Крейсер «Аврора» дал несколько выстрелов из орудий крупного калибра. Однако матросы без офицеров не умели стрелять, и прицел был взят настолько неправильный, что во дворец попало со стороны Невы два или три снаряда. С другой стороны фасад Зимнего дворца был изуродован пулями, и окна были выбиты.
В нашем посольстве стоял оглушительный шум, хотя из наших окон мы видели лишь время от времени вспышки выстрелов в темноте. К двум часам ночи огонь прекратился, и наступила тишина. Немного позднее кричащая толпа солдат перешла через Троицкий мост, причем моему отцу сказали, что среди солдат находились министры Временного правительства, которых вели арестованными в крепость.
Женщины-ударницы и юнкера сопротивлялись матросам и солдатам с большим мужеством, но их подавили численностью. Когда внешнее сопротивление было сломлено, большевики ворвались через Эрмитаж в Зимний дворец и как буря пронеслись по парадным анфиладам зал и коридоров, все ломая и разрушая на своем пути. Министры, которые собрались в Малахитовой гостиной, видя, что всякое дальнейшее сопротивление бесполезно, сдались и были арестованы.
На следующее утро казалось, что военные действия окончены и, хотя улицы были полны вооруженными рабочими и солдатами, в воздухе носилось большое возбуждение, обычная жизнь в городе продолжалась как ни в чем не бывало. Днем в посольство явились два офицера, бывшие инструкторами в женском батальоне, и со слезами на глазах просили мою мать спасти женщин-доброволиц, которых взяли в плен в Зимнем дворце и заперли в казармах Гренадерского полка. Генерал Нокс тотчас же отправился в Смольный институт, который являлся штабом большевиков, и здесь, после продолжительной беседы с представителями новой власти, ему удалось освободить всех женщин-доброволиц. Посещение Смольного на другой день после переворота, когда все еще дышало мщением и злобой, являлось большим риском для генерала Нокса, тем более что у большевиков не было никаких оснований предполагать, что Англия признает новую власть. Но, быть может, последнее обстоятельство более всего импонировало большевикам, которые хотя и не признавали европейских международных обычаев, но своих отношений с союзниками, несомненно, осложнять не хотели.
Я думаю, что это непризнание новой власти и ее тайная боязнь европейских держав являлись самой надежной защитой моего отца, так как, конечно, жизнь его в тот момент подвергалась большой опасности. Мы располагали определенными данными о заговоре на его жизнь, и ненависть русских низов постоянно подогревалась немецкими агентами. «Сэр Джордж Бьюкенен все еще царствует в Петрограде», – говорилось в одной из прокламаций, которые были сброшены над русскими окопами с немецкого аэроплана. «Он навязывает свою волю русскому народу, и, пока он будет в Петрограде пить русскую кровь, не будет ни мира, ни свободы». Лондон настаивал на его возвращении в Англию, но мой отец ответил, что он полагал бы более целесообразным задержаться в России. Два дня спустя он получил от Артура Бальфура телеграмму следующего содержания:
«Мы очень ценим ваше намерение остаться на вашем посту и выражаем вам еще раз чувства симпатии правительства Его Величества, а также наше полное доверие к вашим поступкам и суждениям. Вам предоставляется переехать в Москву или же другой русский город по вашему выбору, если сочтете это необходимым, но советуем вам принять все меры к вашей охране и безопасности».
Тем временем большевики старались составить новое правительство, и Троцкий был назначен комиссаром иностранных дел. Однако чиновники Министерства иностранных дел отказались с ним работать, и, когда он явился в здание у Певческого моста, он нашел там пустые комнаты и голые столы. Большинство народных комиссаров встретили в других министерствах такое же враждебное отношение. Русская бюрократия встретила новую власть абсолютным бойкотом.
Всеми политическими группами, враждебными большевикам, был сформирован Комитет общественного спасения, который, воодушевленный слухами о том, что Керенский во главе казаков приближался к столице, 11 ноября поднял кадетов и юнкеров на восстание против узурпаторов. Отель «Астория», Главный телеграф и телефон и Инженерный замок, находившийся против Марсова поля, были заняты юнкерами, и, войди в тот день Керенский в Петроград, он мог бы занять город и в корне подавить большевистское восстание. Но, как всегда, он не оправдал возлагавшихся на него надежд.
По своему обыкновению, он говорил без умолку вместо того, чтобы действовать, раздумывал, издавал приказы, которые никем не исполнялись, и потом их отменял, пока казачий отряд генерала Краснова не деморализовался окончательно и не отказался двигаться вперед.
В Царском Селе, которое было занято войсками Временного правительства, большевики снова одержали успех. В Петрограде юнкера, в борьбе против подавляющих сил большевиков, были раздавлены. «Астория», Городская телефонная станция и Владимирское военное училище были заняты матросами и солдатами. На Суворовской площади были установлены полевые орудия с дулами, наведенными на Инженерный замок, и юнкерам было дано двадцать минут на то, чтобы сдаться. Наше посольство находилось в опасности. Пажи, которые его охраняли, должны были переодеться и скрыться, и их место заняли польские легионеры. Отец мой получил предупреждение, что Троцкий намеревается захватить английское посольство в ночь на 12 ноября, и, хотя несколько английских офицеров несли у нас всю ночь дежурство вооруженные, кроме стычки между броневиками и группой солдат, не имевшей, по-видимому, отношения к занятию нашего посольства, ничего не произошло.
Было, однако, совершенно ясно, что анархия воцарялась в столице окончательно. Ежедневно убийства, расстрелы и грабежи стали уже заурядным явлением. С каждым часом Петроград опускался все глубже и глубже в хаос и развал. В городе хозяйничали солдаты и матросы. Без пропуска нельзя было выходить. Какой-то офицер, не имевший его, был застрелен перед окнами посольства. Мальчик, шедший по набережной, был расстрелян
