локально — в мышечной ткани матки (Perrot-Applanat et al., 1994). Всё это указывает на то, что материнское поведение высших приматов устроено иначе и формируется и активируется совершенно иными механизмами, нежели у всех остальных млекопитающих.
Сходная картина наблюдается и с таким гормоном, ответственным за материнское поведение животных, как окситоцин. К примеру, если ввести окситоцин в мозг небеременной и нерожавшей крысе (Pedersen, Prange, 1979), то она инстинктивно начнёт проявлять типично материнское поведение — перетаскивать подброшенных ей детёнышей в гнездо, вылизывать их и даже принимать над ними позу кормления, несмотря на то, что у неё даже нет молока. У млекопитающих уровень окситоцина так же, как и эстрогены, возрастает на фоне снижения прогестерона, то есть его концентрация увеличивается во всё тот же период прогестерон-эстрогенового сдвига (Higuchi et al., 1985). Но у человека, в отличие от прочих млекопитающих, непосредственно перед родами в желудочках мозга не наблюдается существенного увеличения окситоцина (Takagi et al., 1985).
Как указывает Е. П. Крученкова, анализируя материнское поведение приматов, "у абсолютного большинства видов его нельзя включить гормональной стимуляцией" (Крученкова, 2009, с. 37). Объяснение подобного положения в отряде приматов найти не так и сложно. И одно из таких объяснений даёт Сара Блаффер Хрди — антрополог и эволюционный биолог из Калифорнийского университета. Она обращает внимание на тот самый факт, который мы отмечали выше, что в стадах обезьян самых разных видов распространено явление "усыновления" детёнышей-сирот. Но если бы материнское поведение обезьян было зависимо от гормональных влияний, то феномен "усыновления" никогда бы не возник, поскольку небеременная самка попросту не смогла бы проявить материнское поведение в отношении чужого детёныша, так как у неё бы не имелось необходимых для активации такого поведения гормонов. Следовательно, влияние гормонов на материнское поведение у обезьян было бы неадаптивным, поскольку препятствовало бы феномену "усыновления" (Hrdy, 1999).
Таким образом, можно в очередной раз убедиться в том, что материнское поведение обезьян (в особенности высших) не зависит от гормонов. Новым механизмом активации материнского поведения, ставшим удачной альтернативой гормональным влияниям и в итоге сменившим их, стала именно развитая рассудочная деятельность и научение через подражание и наблюдение. В тысячный раз можно повторить главный тезис: развитие интеллекта непременно вытесняет какие бы то ни было врождённые формы реагирования. И это непременно ослабляет также какие-либо гормональные влияния на поведение.
Особенно очевидным отсутствие каких-либо детерминаций материнского поведения со стороны специфических гормонов становится в тех случаях, когда опекунство над сиротами устанавливают самцы обезьян — у самцов никаких гормональных изменений организма во время беременности не происходит, поскольку нет и самой беременности. Гормональных изменений нет, а вот родительское поведение есть.
Другую атаку на тезис о наличии материнского "инстинкта" у обезьян можно провести и с фронта морфологии мозга, в котором у приматов, как известно, одну из главных ролей начинают играть лобные доли — эволюционно наиболее поздний отдел мозга, отвечающий за планирование и осуществление сложных целенаправленных действий. Дело в том, что, как показывают исследования, если у самки макака резуса удалить лобные отделы мозга, то у неё нарушается как материнское, так и половое поведение (Myers, 1972). Если же эту самую область удалить у кошки или собаки, то никаких нарушений в проявлении материнского инстинкта и полового поведения не произойдёт (Крушинский, 2009, с. 110). Всё это говорит о том, что уже у низших обезьян (коими и являются макаки) всякое материнское и даже половое поведение является вотчиной лобных долей — то есть представляет собой целенаправленное, полностью выученное, планируемое и контролируемое поведение (то есть неинстинктивное, неврождённое). У собак же и кошек как представителей эволюционно менее развитых отрядов, нежели приматы, оба эти типа поведения (материнское и половое) являются сугубо безусловнорефлекторными, осуществляющимися автоматически, актами, то есть, по сути, представляют собой классический инстинкт. В свете этого логичным выглядит и тот факт, что самки резусов с удалёнными лобными долями не только фактически игнорируют своих детёнышей (отвергают их, грубо обращаются и не защищают при опасности), но и демонстрируют нарушения всего социального поведения в целом (Franzen, Myers, 1973), поскольку оно представляет собой интегрированную систему множества различных выученных поведенческих актов, за что и отвечают именно лобные доли мозга. По этой причине материнское или половое поведение обезьян стоит рассматривать исключительно в ключе прочих приобретаемых социальных навыков, за реализацией которых требуется сложный контроль.
На этой же позиции стоит и Эрик Кеверн, рассуждающий о том, что размеры новой коры мозга (неокортекс), увеличивающиеся на эволюционном пути от крысы до человека в 1000 раз, по причине непременно усиливающегося когнитивного контроля за осуществляемой деятельностью делают гормональные влияния на материнское поведение приматов излишними, поскольку по адаптивности существенно превосходят эти последние (Keverne, Curley, 2008). Именно на уровне приматов впервые в филогенезе обнаруживается эмоциональное отношение матери к детёнышу, чего не наблюдается на более низких ступенях филогении млекопитающих (вспомним слепоту инстинкта, которая говорит о полном равнодушии матери по отношению к детёнышу, поскольку материнский инстинкт представляет собой лишь безусловный рефлекс). В итоге у высших приматов наблюдается значительная вариативность материнского поведения, так как здесь оно уже не является инстинктивным.
Объяснение причин, по которым у обезьян произошло исчезновение материнского инстинкта, в принципе, можно осуществлять по той же линии, что и обоснования исчезновения всех прочих инстинктов — то есть возникновение у данных видов альтернативного механизма формирования материнского поведения. Конечно, в данном случае этим механизмом опять оказывается всё усложняющийся интеллект высших приматов, который позволяет прослеживать взаимосвязи между явлениями и совершать на их основании умозаключения. В частности именно у обезьян возникает такое явление, как теория разума (theory of mind) — под этим термином кроется не теория как таковая, а описывается тот факт, что особь становится способной понимать, чего в данной ситуации хочет другая особь, то есть одна особь способна уже строить теории о желаниях другой особи. Обезьяне достаточно увидеть поведение другой обезьяны в строго определённом контексте, чтобы понять, чего она хочет. Именно на основании "теории разума" в итоге и выстраивается тот поведенческий механизм, альтернативный материнскому инстинкту. Речь идёт о том, что в сообществах обезьян, если мать полностью проигнорировала на свет появление своего детёныша и оставила его, то детёныш этот всё равно не останется брошенным, и его с немалой долей вероятности подберёт другая самка и вскормит. Иными словами, у обезьян развивается институт приёмных родителей, который постепенно и приводит к тому, что материнский инстинкт в чисто биологическом понимании становится ненужным и исчезает, поскольку детёныш всё равно не пропадёт, ибо его в любом случае воспитают другие представители стада. На
