изумлённо думаю я, – Вот – он, только что, был! И вот! Его уже нет! Так и натолкнуться можно!
– Где медведь?
– Я не понял!
– Куда он делся?
Это галдят, стоящие рядом со мной, киношники. Они – без биноклей. Я опускаю свой бинокль. И тоже ничего не вижу, в мешанине листвы, стволов и веток.
– Уже удрал?
– Да, нет! – возражаю я режиссёру, – Там он! На месте!
Снова прильнув к биноклю, я навожу поле зрения на корягу. И первое время, ничего не замечаю…
Но, вот! Я вижу узкую чёрную полоску медвежьего тела! Закрываясь от нас корягой, медведь старается незаметно отодвинуться от нас. Шаг за шагом, он медленно отходит всё дальше…
И только, достаточно отдалившись, он даёт волю своим чувствам. Я смотрю, как, уже не скрываясь, чуть пригнув голову к земле, размашистым, горбатым галопом, крупный чёрный медведь стремительно мчится по ольховнику влево, прочь от нас…
– Ну, вот! Теперь можно и дальше идти! – удовлетворённо разворачивается к нам, Дыхан.
И только теперь, он замечает стоящего перед ним оператора с объективом-телевиком в одной руке и треногой приготовленного к работе штатива – в другой!..
– Тьфу! – в сердцах, плюёт себе под ноги, Михаил, – Вот же, блин!
Побережье оказывается совсем рядом! Пройдя вперёд по ольховнику, с полкилометра, мы вываливаемся из лопухов ольховника на низкую морскую террасу. Наша заросшая дорога, вьётся здесь же.
– Ну, всё!
– Вышли!
На колеях нашей заросшей дороги мы разворачиваемся вправо, в сторону Саратовской. Теперь, пройти километра три по колеям – и мы дома!..
Саратовский кордон. В месте впадения второго правого притока речки Саратовская, стоит группа высоченных деревьев. Это – тоже ивы Урбана. Это, бесспорно, самые высокие деревья в долине речки. Со своего мыска, мы с Михаилом, вчера вечером, именно отсюда слышали крики рыбных филинов. Сегодня, киношники решают попробовать снять сов на кинокамеру.
– Сань! – подходит ко мне, под вечер Михаил, – Ты не мог бы посидеть с Генкой в скрадке? Одного его, пускать – не хотелось бы. Мало ли, чего? В сумерках, да лопухах…
– Ну, давай! – с готовностью соглашаюсь я.
– Их карманную рацию «Уоки-токи» с собой возьмите! А, мы – на связи будем…
– Ага!
И вот, мы с оператором, отправляемся на вечер…
От кордона мы напрямую пересекаем широченную пойму Саратовской. Вот они, высоченные деревья! Здесь, под ивами, прямо в лопухах, мы ставим зелёную, брезентовую палатку Малютка, приспособленную киношниками под скрадок. Оператор Геннадий залезает вовнутрь и устанавливает в скрадке треногу с кинокамерой. Чтобы не делать лишних движений в присутствии филинов, он заранее нацеливает трубу объектива прямо в небо – на высоченные вершины деревьев. Я, пока, стою снаружи. Вокруг – сплошной ковёр зелёных зонтов белокопытника. Лопухи – мне, уже достигают до пояса. Наша зелёная палатка оказывается ниже уровня лопухов! Это, мне, очень не нравится…
Приближаются сумерки, скоро могут прилететь филины, мне тоже нужно убираться с глаз. И я, опустившись на колени на землю, заползаю в скрадок.
– Как в нору! – тревожно думаю я, гусеницей изогнувшись вокруг одной из ножек штатива.
Оператор устроился буквально под своей треногой. Я, со своим ружьём, призван его охранять. Всё! Нам нельзя и шелохнуться – у сов потрясающий слух. Мы замираем, в ожидании…
– Вот уж, кого замучаешься снимать! – думаю я, – У дневных хищных птиц, типа орланов, хоть, одно только зрение есть! А, тут – не только зрение, но и слух! Пальцем пошевелить нельзя! Ну и дела!
Весна, сейчас – в разгаре и лопухи растут, чуть ли не на глазах. Вот, например, листья белокопытника, среди которых мы затаились, закрывают нас не только с боков, но и сверху! На этот счёт, меня одолевают тревожные мысли: «Сидим – как в яме! «Ничего не вижу, ничего не слышу»! Медведь на нас может, просто, наступить! Ненароком… Они же сейчас, к сумеркам, в пойму кормиться выйдут!»…
– Ззззззззззз! – под моей рукой, комаром звенит зуммер киношной мини-рации.
Нажав на кнопку, я коротко и тихо отзываюсь: «Да?». Спокойный голос Дыхана, тихо и коротко спрашивает: «Как у вас?». Я, молча, улыбаюсь в ответ – знает, чёрт, что нам особо болтать нельзя! Поэтому спрашивает так односложно и тихо.
– Пока спокойно, – я едва разжимаю рот.
– Понятно, – я с трудом различаю ответ, – Я на приёме. Если что – сразу говори.
Я благодарно улыбаюсь корреспонденту. В душе разливается уверенность и спокойствие. Хорошо, когда рядом ощущаешь незримое плечо друга. Мы снова замираем. Я, с тревогой, вслушиваюсь в шорохи, снаружи нашего скрадка…
Филинов всё нет. Их криков – не слышно, сегодня, тоже. Темнота, плотным ковром, опускается на нас…
– Ззззззз! – снова звенит зуммер рации.
– Ну, что? – это опять Михаил.
– Нет ничего! – я усиленно скрываю нотки досады в голосе.
– Ну, ладно. Я, тут, уже всё сварил. Давайте, выдвигайтесь к нам. Мы вас ждём.
Без тени сожаления, я выползаю из нашей брезентовой норы. Выпрямившись у входа в палатку в полный рост, я с удивлением озираюсь по сторонам: «Да-ааа! Его Величество, Ночной Лес!». Тёмный, мрачный и тревожный. Какой я чужой, в этом непонятном мире!..
Осторожно, навострив глаза и уши, мы с Геннадием пробираемся через лопуховую равнину поймы, к нашему кордону. Там нас ждёт защита бревенчатых стен, тепло и еда…
Утром, у наших друзей-киношников появилась идея снять, как можно более грандиозную, панораму вулкана Тятя. Посовещавшись насчёт точки съёмки с Дыханом, они выбирают вершину высокой сопки, обрамляющей с запада речную долину речки Саратовской. И вот мы, своей неизменной пятёркой, шагаем вверх по Перевальному. Это и есть второй правый приток Саратовской, в месте слияния которого с речкой, мы с оператором Геннадием сидели в скрадке, вчера вечером…
Мы шагаем, как всегда, заглядывая во все закоулки леса. Это наше побочное занятие, а главное, на сегодня – подняться на вершину сопки. Михаил, резонно решил обойти сопку вокруг, по Перевальному и попробовать подняться на её вершину по её западному, обратному от нас, склону. В отличие от склона, обращённого к долине Саратовской, на этом склоне – ещё никто из нас, не бывал. А это придаёт особую интересность нашему маршруту…
Работа у нас – ходячая. Пройдя равнинные пространства речной поймы, мы доходим до места, где ручей с обеих сторон сжимают высоченные склоны сопок. Наша киногруппа где-то затерялась позади. Или мы с Михаилом немного вырвались вперёд? Мы стоим с ним перед входом в распадок, посреди обширных прогалов, поглядываем назад и ждём.
– Смотри! Нора! – говорит Дыхан, глядя в бинокль вперёд и выше, на пологий и голый склон распадка.
Я шарю полем своего бинокля по пожухлой траве проталин… и натыкаюсь на чёрный провал норы.
– Наверно, лисья! – прикидывает Дыхан, – Пошли, ближе подойдём?
– Пошли, –
