В одну секунду ее лицо было твердым, чисто каменным. Затем гнев исчез. Он исчез, когда ее глаза расширились, а рука поднеслась ко рту. — Боже мой, — прошептала она. — Ты не знал.
— Что не знал? — потребовал я. — Что ты сделала?
Она проглотила. — Я поехала к дочери Амины в Денвер. Я улетела сегодня утром и только что вернулась. Я проговорила с ней несколько часов. О ее маме, о ее детстве. И…
— Продолжай, — прорычал я, когда она сделала паузу.
— Я спросила о ее отце, но она ничего о нем не знала. Амина сказала ей только, что его звали През. Я думаю…я почти уверена, что Дрейвен ее отец. Она твоя сестра.
Нет. Я пошатнулся, качая головой. — Нет. Это невозможно.
— Возможно, именно поэтому Амина приехала сюда, чтобы встретиться с Дрейвеном. Чтобы обсудить их дочь. В этом есть смысл.
— Не может быть. Если бы у меня была сестра, я бы знал. — Я сжал руки в кулаки, вышагивая перед ней. Может ли у меня быть сестра? После смерти мамы папа стал другим человеком. Может быть, Амина залетела от него после похорон.
— Сколько ей лет?
— Двадцать шесть.
Весь воздух вышел из моих легких, и я не мог дышать. Опустив руки на колени, я изо всех сил старался не упасть на землю. Мама умерла, когда мне было двенадцать. Я был школьником средних классов, который приехал домой на машине старшего брата и обнаружил, что мама мертва. Ее кровь пропитала тротуар перед домом рядом с пластиковым подносом с желтыми цветами.
Если этой сестре было двадцать шесть, то она была на девять лет моложе меня. Ей было три года, когда у нас отняли мать. Три.
— Нет. Невозможно. — Мама и папа были безнадежно влюблены. Всегда. Я не мог вспомнить ни одного случая, когда они ссорились. Я не помню ночи, когда папа спал на диване, потому что разозлил ее.
— Дэш, она могла бы…
— Нет! — прорычала я. — Папа не стал бы изменять маме. Это. Блядь. Невозможно.
Брайс промолчала, но в ее глазах было осуждение. Она была уверена, что папа был жуликом-убийцей. И я бы защищал его до конца.
— Садись в машину. — Я обошел ее машину спереди и распахнул пассажирскую дверь. Когда Брайс не двинулась с места, я прокричал через крышу: —‘Садись в машину!
Ее тело дернулось. Она крутанулась на месте, села в машину и пристегнула ремень безопасности. Я тоже забрался внутрь, не утруждая себя ремнем.
— Веди.
Она кивнула, включив передачу. Но прежде чем отпустить тормоз, она посмотрела на меня. — Прости. Я думала, ты знаешь.
— Тут нечего знать. — Я уставился в окно, мои руки обхватили бедра. Каждая унция моей силы воли уходила на то, чтобы не ударить кулаком в стекло.
Рука Брайс протянулась через консоль. — Дэш…
— Не надо. Не трогай. Меня.
Ее рука вернулась к рулю.
Я не хотел комфорта. Я не хотел тепла ее кожи на моей. Я не хотел верить ни единому слову из ее уст.
Она ошибалась. Она была мертвецки неправа. И я докажу ей это. Сегодня вечером.
— Веди, — приказал я снова.
— Куда?
— Направо.
Брайс молча следовала моим односложным указаниям по городу, пока мы не свернули на тихую улицу моего детства. Я указал на обочину перед папиным домом, и она остановилась. Не говоря ни слова, мы вышли из машины, и она последовала за мной к боковой двери.
Пять настойчивых стуков, и внутри зажегся свет.
Папа подошел к двери, чтобы отпереть ее. — Дэш?
Я протиснулся мимо него внутрь и прошел на кухню.
Мамину кухню.
Ту самую, где она готовила нам еду каждый день. Где она упаковывала наши обеды в алюминиевые коробки с мультиками на передней панели и наполняла наши термосы шоколадным молоком. Где она каждый вечер целовала папу и спрашивала его о том, как прошел день.
Невозможно. Папа любил маму всей душой. Он никогда бы ей не изменил. Брайс была неправа, и я хотел, чтобы она была свидетелем, чтобы услышала правду в его голосе, когда он будет отрицать наличие дочери.
Папа вошел на кухню, его глаза щурились, приспосабливаясь к свету. Он был без рубашки, в одних клетчатых пижамных штанах.
Брайс проскользнула следом за ним, решив встать напротив холодильника. Если она и была напугана, то не показывала этого. Если она и сомневалась в себе, то тоже не показывала этого.
Да пошла она. Она не знала. Она не знала, что я вырос среди двух людей, которые любили друг друга больше жизни. Что папа чуть не умер от разрыва сердца, когда убили маму.
— Что происходит? — спросил папа.
— Я хочу знать правду. — Моя грудь вздымалась, и я боролся за то, чтобы мой голос был ровным. — И ты собираешься мне ее дать.
Он стоял неподвижно. Спокойно.
— Правду, о чем, сынок?
— Брайс ходила к дочери Амины.
Глаза отца закрылись, подбородок опустился.
Нет.
Отец всегда склонял голову, когда разочаровывал своих сыновей.
— Значит, это правда? Она твоя дочь? — Легкий кивок, и я пролетел через всю комнату, мой кулак столкнулся с его щекой. Треск заполнил кухню, и Брайс издала небольшой крик, подпрыгнув. — Ты мертв для меня.
Не говоря больше ни слова, я вышел из комнаты. Стены надвигались на меня. Я пролетел через грязную комнату и выскочил на улицу, задыхаясь от ночного воздуха.
Рука, нежная и легкая, приземлилась на мой позвоночник. — Мне жаль.
— Она любила его. А он… — Мое горло сжалось от этих слов. Я не мог этого сказать. Я не мог поверить, что папа изменил маме.
Моя мать терпела столько дерьма от него. И это стоило ей жизни. Тем временем от мужчины, которого я любил, на которого равнялся, забеременела ее лучшая подруга из старшей школы.
Теперь разрыв мамы и Амины имел смысл. Они не отдалились друг от друга. Знала ли мама? Или папа скрывал от всех нас Амину и свою дочь?
— Черт. — Я встал и пошел к машине Брайс, ее шаги отдавались эхом позади.
Сидя в машине, она не проронила ни слова, пока уезжала.
Я опустил голову, запустив руки в волосы. — Я должен сказать Нику.
Спустя годы у моего брата и папы наконец-то установились приличные отношения. Один телефонный звонок, и я разрушу их заново.
— Мне жаль. Мне так жаль, — напевала Брайс через руль. Ее глаза были прикованы к дороге впереди. — Я думала, ты знал. Я думала, ты лжешь мне и покрываешь своего отца. Я бы справилась с этим по-другому. Я должна была поступить по-другому.
