мораль, когда речь заходит об интересах власти, неуместна и пагубна. Государь обязан быть великим лицемером, обманщиком и интриганом. Обязан быть мастером стравливать своих соперников, не гнушаться ложью и клеветой – этим острым оружием в руках государя. Цинизм политики – не порок, а «добродетель», ведущая к достижению поставленных целей. Государю не дано иного, как быть жестоким и коварным, беспринципным и циничным, жестким эгоистом. Макиавелли во многом поставил правильный диагноз сути власти, но…. Необходим и идеал, а его дал не Запад, а Русь и, прежде всего, в лице князя Владимира Мономаха.
Князь-христианин руководствуется не темной идеей властвовать, а светлой идеей прощения и смирения, и главное – заботой о том, что ему Богом поручено оберегать землю Русскую от разорений, неурядиц, распрей. Он благодарил Бога за то, что тот создал его не праздным и ленивым, а «на всякие дела человеческие годным». Главная добродетель – труд. Труд лежит в основе человеческого общежития и есть основной источник благополучия людей. «Творите добро и не ленитесь» – один из заветов благоверного князя.
Владимир Мономах призывал к такой вере, которая воплощается в делах, в том числе и в повседневных: учитесь «быти благочестию дьлатель, научися, по евангельскому словеси, очима управленье, языку удержанье, гньву погубленье, помыслъ чистъ имьти, понужаяся на добрая дьла, господа ради»[363]. Благоверный князь полагал, что добрые дела, творимые повседневно, выше подвигов аскетизма и монашества. Каждый человек несет личную ответственность за соответствие «образу и подобию Божьему» и индивидуально формирует свое нравственное начало.
Мономах поучал своих сыновей: «Просите Бога о прощении грехов со слезами, и не только в церкви делайте это, но и ложась спать… Когда и на лошади сидите, да ни с кем не разговариваете, то чем думать безделицу, повторяйте беспрестанно в уме: “Господи, помилуй”, если других молитв не умеете, эта молитва лучше всех»[364]. Мономах исходил из непостижимости Бога, но возможности приблизиться и почувствовать его через малые, добрые, повседневные дела, которые зависят не от регулярного посещения церкви, а от доброй воли человека.
Уже в сочинениях древнерусских мыслителей проявились такие стороны русского мировоззрения, как ценность человеческой жизни, уважение к личности, созданной по образу и подобию Божьему, ответственности власти перед Богом и следование нравственным заповедям христианства. Вседозволенность власти противоречила христианским воззрениям и отвергалась как ложный путь. Безусловно, в этих фундаментальных составляющих русского мировоззрения явственно проступает кирилло-мефодиевское наследие как отличительная черта духовности складывавшейся русской цивилизации.
Владимир Мономах заложил традицию светски-рационалистического направления в общественно-политической мысли Руси. Ее продолжил Даниил Заточник, который так же, как и Владимир Мономах, полагал, что именно разумное начало в человеке является источником добра. Соответственно его отсутствие – источник зла, которое творят неразумные люди, попавшие в сети эгоизма, тщеславия, корысти и властолюбия. Даниилу Заточнику горько, что эти неразумные, злые люди над «добрыми владеють и несмыслении над умными», «власть безумная вина к злу бываеть». Учить же следует «нравом, а не словом», ибо «оно часто неискренне и скрывает злые помыслы»[365].
Вера должна быть искренней, пропитывать само естество человека и выражаться в его добрых поступках. Философ В.В. Сербиненко пишет: «В “Молении Даниила Заточника” русская мысль едва ли не впервые оказывается захваченной чувством величия человеческого разума, безграничностью его возможностей. Человек «вдруг» предстает как центральная фигура мироздания и не только в свое отношении к Богу… но и сам по себе, как субъект познающий и творческий. И этот антропоцентризм, оставшийся в “Молении Даниила Заточника” еще всецело в рамках религиозного мировоззрения, в дальнейшем не раз будет служить одним из источников философских исканий, в том числе и весьма далеких от какой бы то ни было осознанной религиозности»[366].
Среди ученых, изучающих творчество Даниила Заточника, не прекращаются споры о его социальном происхождении. Одни (В.М. Гуссов) возводят его в боярский чин. Другие (И.У. Будовниц) причисляют Даниила к дворянам. Третьи (М.Н. Тихомиров) полагают, что Заточник – представитель слоя свободных ремесленников и художников. Аргументированной представляется точка зрения академика Д.С. Лихачева: «Даниил мог принадлежать только к той прослойке города, которая энергично поддерживала сильную княжескую власть. Скорее всего он был княжеским милостником». Именно в этой среде сформировались общественно-политические взгляды Даниила и стиль его «Моления», вылившийся в скоморошье изложение основных мыслей, стиль, «стоящий на грани народного и книжного», а потому, считает Д.С. Лихачев, он сблизился с теми скоморохами, «которые развлекали князя и его приближенных, смешиваясь с толпой тех же княжеских “милостников” при дворе князя»[367]. Отсюда скоморошество, юродство и юмор автора, язык которого максимально приближен к народному языку. В определенной мере это была «первая ласточка» сближения церковного языка с народным, что впоследствии и создало уникальную русскую литературу и публицистику.
Филолог А.И. Гончаров пишет о том, что скоморошество конструирует антимир, противостоящий миру сытости и самодовольства. Не случайно, что Даниил советует веселящимся на пирах помнить о тех, кто лишен и сухой корки хлеба, утоляет жажду не сладким питьем, а проточной водой, спит не под соболиными одеялами, а «под единым платом лежаща и зимою умирающа… И каплями дождевыми аки стрелами, сердце пронизающа»[368]. Это призыв к человечности к тем, кто наслаждается богатством и высоким социальным статусом. Сытость, самодовольство, корыстолюбие низводят человека до животного состояния, не имеющего ничего общего с образом и подобием Божьем.
Даниил обличает также тех монахов, которые погрязли в грехах лени, чревоугодия и забвения духовности. По сути, он выступает от лица тех, кто оказался на социальном дне, высказывает их наболевшие страдания и чаяния. Надежды Даниил связывает с сильной княжеской властью, способной укротить жадность и своеволие боярства, дружинников, других представителей власти и богатство имущих. Как дуб крепко стоит на многих корнях, «тако и град наш – твоею державою»[369].
Как весна украшает землю цветами, так и князь оживляет людей своей милостью. Власть – животворящая сила, залог процветания людей и государства. Фактически Заточник обозначил вечную идею власти как источника сбережения народа и его сил. В этом заключен подлинный смысл власти, оправдывающий ее существование. Разумеется, власть, сберегающая и приумножающая силы народа – идеал, крайне редко встречающийся в исторической практике, которая чаще всего свидетельствует об обратном – жесткой эксплуатации и истощении народных сил. Яркое свидетельство тому войны, зачинателями которых обычно являются представители элиты и власти, обуреваемые жаждой покорять, угнетать, наживаться и властвовать.
Многие историки связывают страстное обращение Даниила Заточника к князю с именем Андрея Боголюбского (ок. 1111–1174), в чье набиравшееся сил княжество приходили толпы обездоленных людей, которые надеялись на поддержку щедрого и милостивого князя. Так, историк А.Ю. Карпов пишет: «Рука Андрея не была “согбенной” на “подаяние убогих”, и
