отцом, заверенное нотариально, есть даже новое обручальное кольцо. Ну, а то, что траур не выдержала, так не по кому, и вы об этом хорошо знаете.
– Молодец, Марина Егоровна. У него все будет хорошо. На какой день назначена операция? – спросил Морозов.
– Дату он скрывает, но звонить обещал через день.
– Передавай привет от нас всех и не раскисай. Если все пройдет без осложнений, минимум через три недели он будет дома, а через шесть недель поправится окончательно, – успокаивал ее Шилин. – Как домашние отнеслись к твоему новому браку?
– Без предрассудков. Они считают, что он помог нам, а мы теперь должны помочь ему. Брак, скорее всего, они считают фиктивным и не исключают возможность моего второго вдовства, а я не пытаюсь их переубедить ни в первом, ни во втором. С Лизой подружились и хорошо. Отношения у девочки и с мальчишками, и со старшим поколением хорошие.
– Марина Егоровна, пока Вы были в Москве, заходила доктор Стрельникова, – говорила операционная сестра Катерина. – Ходят слухи, что ее сын от Воронцова. Спрашивала о причине Вашего отъезда и о здоровье Виталия Андреевича.
– Я, Катюша, ни всем слухам верю. Поправится, пусть сам разбирается со своими детьми. Он попросил помочь, и я помогла. А что касается Ларисы Анатольевны, то все может быть. Она за шесть лет не только умудрилась дважды выйти замуж, но и приняла отделение. Я таким женщинам, честно сказать, завидую. Конечно же, они тоже страдают, но быстро находят в себе силы, живут дальше, меньше всего думают, что скажут окружающие, снова влюбляются и живут счастливо. А я, похоронив неверного мужа, и выйдя фиктивно замуж, страдаю от того, что приходится всем и каждому объяснять причину своего поступка. Хотя, кому, какое дело до моей личной жизни?
– А что будет, доктор Дунаева, если Воронцов поправиться и приедет к своей жене и дочке? Траур к тому времени пройдет, и Вы можете с ним быть вместе.
– Мечтать, Катенька невредно. Я бы с удовольствием с тобой помечтала, но у меня обход, извини.
Девочка адаптировалась очень быстро. Познакомившись со всей семьей, она называла Невских – бабушка и дедушка, а Варвару с мужем – бабушка Валя и дедушка Паша. С Родионом она была знакома и называла его Лодя, а Дениса – Деня. В сад ее не стали устраивать и оставили на Ольгу Сергеевну. Она с удовольствием взялась за воспитание нежданно обретенной внучки. Мальчишки ходили с начала учебного года в одну школу и одну хоккейную секцию, а Марина и Борис Романович на работу. Воронцов звонил через день по нечетным числам, такова была договоренность. Он не говорил о возможной дате операции, но голос его был бодрым. Когда он не позвонил тринадцатого числа, Марина сделала это сама. Ей ответил немолодой женский голос, говорящий с акцентом: – «Господина Воронцова прооперировали вчера, двенадцатого числа. Операция прошла без осложнений. Состояние стабильное. В данное время он находится в реанимационном отделении. Три дня, извините, Вам придется общаться со мной. После всех инъекций он будет больше спать. Всего доброго». Что такое эндоваскулярное лечение и эмболизация Марине объяснять было не нужно.
– Анатолий Платонович, мне нужны всего два-три дня в счет отпуска. Я понимаю, что сажусь Вам уже не на шею, а на голову. За полгода работы от меня одни проблемы, – взволновано говорила она. – Если я вылечу рано утром семнадцатого, то уже днем буду в Тель-Авиве, а двадцатого вернусь назад.
– Что у тебя с дежурствами и операциями?
– Суточное дежурство двадцать пятого числа. В четверг одна операция, есть дежурство в ночь шестнадцатого, но я поменяюсь на пятнадцатое с ребятами.
– Летишь с Лизой? Как она перенесет перелет? А, если погода нелетная? – задавал вопросы Морозов. – Когда провели операцию?
– Двенадцатого числа. Говорят, все прошло без осложнений. Сейчас в реанимации. Прямого рейса нет, а с учетом пересадок, четыре часа лета до Москвы, столько же от Москвы до Тель-Авива.
– Выходные дни они твои, а с понедельника до среды напиши заявление и объясни мужикам все сама. Иди.
– Спасибо.
Она поговорила с коллегами, объяснив свое решение. Теперь это решение нужно было объяснить еще и дома. Она уже знала, что поступит именно так, как решила, но поговорить с семьей было необходимо. Марина не стала медлить и за ужином рассказала о том, что Воронцову сделали операцию вчера, и находится он сейчас в реанимации.
– Можно мы с Лизой полетим дня на два-три к нему? Я знаю и понимаю, что это неразумно и накладно. Но разум говорит, что это нужно ему, ей и мне, а деньги у меня есть, их оставил ее отец.
– Ты должна это сделать, Марина, – сказал Борис Романович. – Только бы погода не подвела. Рейса прямого, я думаю, от нас нет. Значит, летишь до Москвы. Вы с Родионом посмотрите расписание и выберите минимум времени скитания по аэропорту. Брать билет туда и обратно. Деньги нужно брать в валюте. Узнать, что там за погода. Я тебе, Марина, давно хотел сказать одну вещь. Ты, дочка, запомни одно: наш дом держится на твоем присутствии. Уйдешь ты, и я останусь совершенно один, не считая Варю с мужем. Если тебе неуютно жить в доме бывшего свекра, представь, что живешь ты в доме своего отчима. Так будет со всех сторон правильно.
– Спасибо, Борис Романович, – сказала Марина, целуя его в щеку. – Мне действительно так будет гораздо проще.
Учитывая, что в Израиле рабочая неделя начинается только с воскресенья, Марина с Лизой вылетели в Москву рано утром в субботу и в середине дня были в аэропорту Тель-Авива. Проблем с получением визы в Бен-Гурион не было. На такси из аэропорта они добрались до клиники Хадасса. Воронцову о своем прилете не сообщали. Они шли по коридору в сопровождении медсестры.
– Вам сюда, – сказала она, показав на дверь палаты.
Марина тихонько приоткрыла двери палаты и заглянула внутрь. Палата была одноместная и Воронцов, как будто спал.
– Лизонька, ты помнишь, о чем мы с тобой говорили?
– Помню, мамочка. Клепко не обниматься, гломко не говолить и не суметь. Пойдем уже к нему.
Пока первые три дня после операции ему делали уколы от боли, он большую часть времени спал. Боль стала слабее, дозу препаратов снизили, и он часами, закрыв глаза, лежал и думал. Это все, что ему позволено было делать. Приходил отец, навещала мать и сестра, а он все ждал Марину. Слова, которые она сказала в лифте, позволяли ему надеяться на взаимные чувства. «Если бы ты только прилетела, я, наконец, решился
