Ее босые ноги все в царапинах, лоб слегка побагровел, и на нем видна ссадина, оставшаяся после ночного клуба. И она сердита. Губы сжаты, глаза как сталь. Я быстро оглядываю другие картины, чтобы убедиться, что они все в порядке. Похоже, все лица на них более суровые, чем в прошлый раз. Или мне так кажется, потому что все мы обеспокоены. Находимся под воздействием разочарований, расставания, недоверия, страха.
– Дверь открыта, – тихо говорит Аарон.
За дверью простирается поле, и перед тем как выйти, я нерешительно топчусь на пороге. Непонятно, где находится это поле. Или в каком времени. То же это поле, что и в прошлом моем видении, или какое-то другое? И если это мир Домохозяйки, то кем в нем будет Аарон?
– Идем, – говорит он.
Снаружи холодно – холод пробирает до самых костей. Мне на какое-то мгновение кажется, что сейчас здесь другой сезон или даже другая эпоха, может, даже ледниковый период, но потом вспоминаю, что это же сельская местность, а за городом всегда холоднее, чем в самом городе. Здесь нет зданий, укрывающих от ледяного ветра, проводящего своими студеными пальцами по волосам и забирающегося под воротник. Мы берем друг друга за руки и втягиваем головы в плечи.
– Вот дом, – говорит Аарон. – Ложа.
Теперь и я вижу его. Здание примерно в четверти мили от нас, выглядящее, как какой-то дворец после войны. Отсюда очень хорошо видно, насколько оно незаконченно. К нему примыкает гостевой дом без крыши. Окна заклеены крестами строительных лент, как будто в них только что вставили стекла. Перед домом яма, где, вероятно, должен был находиться бассейн.
– Какое уродство, – говорит Аарон. – Представь, что ты только что приехала сюда ради духовного самосовершенствования, а нашла вот это.
– Связи нет, – говорю я, глядя на свой телефон. – А у тебя?
– То появляется, то пропадает, – отвечает он и указывает на здание. – Смотри. Они вышли наружу.
Я прищуриваюсь. От дома нас разделяет невысокий покатый холм, и на вершине этого холма колеблется нечеткий круг света. Золотистое сияние. Я пытаюсь сфокусироваться на нем, но очертания его размываются.
– Дым, – говорит Аарон, вытирая глаза рукавом. – Что-то горит?
Непонятно, как подобраться ближе. Местность здесь настолько открытая, что спрятаться просто негде, и нас обязательно заметят, если мы попробуем подойти поближе. Наш единственный шанс – медленно подниматься по травянистому холму и вести себя очень тихо.
– Похоже на костер, – говорю я, принюхиваясь к дымному осеннему запаху и ощущая, как мое тело инстинктивно тянется к теплу, подталкиваемое сзади резким ветром.
Мы приседаем и тихо двигаемся вперед, надеясь, что никто не заметит нас на фоне темного неба, тем более что перед глазами собравшихся горит огонь.
– Убери свой телефон, – настоятельно шепчет Аарон. – Они увидят свет.
Где-то на полпути по склону холма я начинаю видеть огни города. Наверное, Нуала, Манон, Ро и Лили где-то совсем недалеко. Но чем ближе мы подходим к костру, тем очевиднее становится, что так просто мы с толпой не сольемся. Прежде всего потому, что люди – всего около восьмидесяти человек – там распределены концентрическими кругами. Четыре ровных кольца, как кольца на спиле дерева. А когда от их кожи отражается мерцающий оранжевый свет, я понимаю кое-что еще.
На них очень мало одежды.
На девушках сетчатые майки и шорты. Парни без рубашек.
– Что за хрень? – шепчу я Аарону, глядя на экран блокировки на моем телефоне, показывающий температуру. – Сейчас же ниже нуля.
Мы стараемся не высовываться, и нас почему-то никто не замечает. Собравшиеся слишком сосредоточены, все они смотрят на стоящую в центре Дори.
Я не сразу понимаю, что это она. Она облачена в какой-то бесформенный белый балахон, похожий на одеяние Папы Римского. При взгляде на нее мне становится немного не по себе. До этого я видела Дори только в деловом костюме с аккуратной прической. Я вдруг вспоминаю ночь, когда мы жгли свечи из куриного жира на теннисном корте, и как у меня тогда возникло впечатление, что мы исполняем какой-то сатанинский ритуал, несмотря на то, что намерения у нас были самые наилучшие. Сейчас здесь похожая картина. Собравшиеся, по крайней мере, формально считают себя христианами, но зрелище они собой представляют явно колдовское.
Огонь щекочет небо, потрескивая и прорываясь сквозь слои хвороста, как огромное насекомое, все части тела которого шевелятся одновременно. Тонкий и серый, как паутина над дверью в сарай, дым заслоняет мне обзор. Я прислушиваюсь к словам Дори. Странно, что голос у нее прежний – элегантный, спокойный и гипнотический.
– Сегодняшний наш семинар посвящен теме настолько чуждой современному миру, что она может немного… раздвинуть ваше сознание.
Она улыбается, будто любезно делится с собравшимися особой своей шуткой, и аудитория очарована. Почти обнаженные поклонники Дори стоят босиком на покрытой инеем траве, крепко сжав губы, чтобы не проронить ни звука. Меня охватывает тошнота. Я гадаю, ощущает ли она мое присутствие.
– Меня часто спрашивают, откуда берется вера, – продолжает Дори. – И это хороший вопрос. Потому что можно читать Писание, можно молиться, можно совершать благие дела и все же…
Она прислоняет ладонь к сердцу и склоняет голову.
– И все же не ощущать присутствие Бога здесь.
По толпе проносится легкое бормотание. Или даже не бормотание, а намек на едва заметное волнение. Некое ощущение опасности, нерешительности, узнавания. Я перевожу взгляд на Аарона, который хмуро смотрит на происходящее. Его самого к Дори привели не поиски веры, а страх. Страх перед тем, что Бог увидит, что он самозванец, что он не слишком усердно проявляет свое рвение.
– Чтобы обрести истинную веру, должно произойти нечто необычное вне вас, – продолжает Дори. – Нечто, выходящее за ваши пределы. Для вас это должно стать неожиданностью, сюрпризом. А сюрпризы… вы ведь не можете удивить сами себя, не так ли?
Она ждет ответа, пока собравшиеся гадают, риторический это вопрос или реальный. Похоже, что реальный.
– Вы ведь не можете по-настоящему удивить себя сами, не так ли? Допустим, у вас икота. И у вас не получится избавиться от нее, просто сказав другу, чтобы он вас напугал. Иногда мне кажется, что все мы страдаем от икоты. Боремся за воздух, задыхаемся от реальной жизни, зажатые между миром обыденности и высшей силой.
Почти голый мальчик неподалеку от меня как можно осторожнее потирает правую ногу левой.
– И речь идет не об обычном удивлении, не о банальных сюрпризах. Речь идет о трансцендентном. О божественном. Но как испытать искреннее удивление, когда нас столько всего отвлекает? Как вернуть свое сознание в первоначальное состояние? Как уподобиться младенцам, удивляющимся божественности всего сущего? Ответ
