меня прямо к концу улицы, на которой находится поместье Чирилло.
Судьба?
Чушь собачья. Я не верю ни во что из этого дерьма.
Хотя мне трудно игнорировать это, когда я жду на платформе следующего поезда.
К счастью, вагон почти пуст, так что на мое разбитое лицо не устремляется множество любопытных взглядов, когда я падаю на сиденье, быстро создавая лужу у своих ног.
Наклоняясь вперед, я упираюсь локтями в колени и крепко закрываю глаза. Идти к ней — неправильный поступок.
Я ушел от нее по определенной причине.
Мне нужно вспомнить все, чем я ей не подходил, все причины, по которым мы не можем быть вместе.
Но это мало помогает подавить потребность, которая только растет во мне.
Я перестал наблюдать за ней на расстоянии, чтобы иметь возможность провести неделю, притворяясь, что она моя.
Лишиться всего этого, даже если это была моя собственная вина, больнее, чем я когда-либо мог себе представить.
Мои ноги двигаются сами по себе, когда поезд подъезжает к их станции, и, не раздумывая над своими действиями, я направляюсь к лестнице. Всего через пару минут я снова выхожу под дождь.
Прогулка до дома Эвана проходит быстро, и, сказав всего несколько слов солдатам, охраняющим поместье, они впускают меня внутрь, полагая, что я здесь по официальному делу. Идиоты.
Я серьезно надеюсь, что они будут немного более осторожны, если незнакомец — итальянец — появится перед ними глубокой ночью.
В шикарной гостиной, в которую Кассандра никогда нас не пускала, ярко горит свет, и когда я огибаю территорию по периметру, оставаясь скрытым в тени, я обнаруживаю, что Эван и Кассандра, а также родители Джерома и Айлы все еще там, пьют и смеются. Хотя, похоже, им не очень-то весело. Их позы напряжены, а улыбки фальшивые.
Все меняется, когда я продолжаю обход здания и обнаруживаю, что смотрю в кабинет.
У меня перехватывает дыхание, боль пронзает внутренности, когда я смотрю, как моя девочка смеется и наслаждается с другим парнем.
Они вдвоем стоят посреди комнаты, танцуют и смеются, и вообще выглядят так, будто проводят лучшее время в своей жизни.
Я несколько минут смотрю на Джерома, пока он кружит ее по комнате, задаваясь вопросом, смотрю ли я на того же парня, который всегда кажется таким скучным и чопорным.
Не требуется много времени, чтобы понять, что это такое.
Это она.
Это всегда она.
Единственная, кто когда-либо снимал с меня все слои и прокладывал себе путь в мое сердце, даже ничего не делая.
Похоже, она оказывает похожее влияние на нашего тихого солдата.
Я прислоняюсь к дереву и просто наблюдаю за ними двумя.
Быстро становится очевидно, что они оба пьяны. Их танцевальные движения небрежны, а ноги нетверды. Но даже когда она теряет контроль, Джером никогда не выходит за рамки дозволенного. Он ни разу не прикасается к ней неподобающим образом и не пытается перевести отношения на следующий уровень. Кажется, он просто доволен тем, что проводит с ней время.
Ревность съедает меня. Это яд, который просачивается сквозь меня, пока я не уверен, что он поглотит меня целиком.
Единственным бонусом является то, что дождь почти прекратился, воздух вокруг меня согревается, несмотря на то, что я промок насквозь и дрожу от каждого дюйма промокшей одежды.
Я смотрю их очень долго, и в конце концов, родители отзывают Джерома, что они уходят, и он бросает мою девочку посреди комнаты.
Она стоит там с потерянным видом. Впервые с тех пор, как я вернулся сюда, чтобы посмотреть на нее, она выглядит совершенно побежденной миром. Ее плечи опускаются, как будто это сексуальное платье слишком тяжелое, чтобы его держать.
Ее глаза по-прежнему устремлены на дверь, как будто она кого-то ждет — возможно, своих родителей, потому что она никак не может ожидать, что я войду в дом и заключу ее в свои объятия, шепча, что все будет хорошо.
Возможно, это то, что я страстно хочу сделать. Но я знаю, что не могу.
Когда дверь на другой стороне комнаты так и не открывается, Калли вскидывает руки, отходит в сторону, берет бутылку водки и подносит ее к губам.
Вид ее явно тонущей разрушает меня. Но что я могу с этим поделать?
Голоса всех остальных наконец стихают, прежде чем гул двигателей наполняет воздух, когда они проезжают через ворота, прежде чем снова становится смертельно тихо.
В доме гаснет свет, но Калли все еще стоит одна посреди комнаты, танцуя со своей водкой.
Ее тело покачивается, а бедра двигаются в такт, который слышит только она. Я не могу отвести от нее глаз. Она совершенно очаровывает меня.
Время идет. Я уверен, что в этой комнате звучит песня за песней, но она не останавливается, пока у нее не подкашиваются ноги.
Я ахаю, когда она внезапно падает, исчезая из виду.
— Черт, — выдыхаю я, выскакивая из-за деревьев и подбегая к окну.
Только когда я добрался туда, я понял, насколько это было чертовски глупо. Ребята Эвана патрулируют все поместье. Одно неверное движение, и меня могут застрелить, как будто я напористый итальянец.
Забыв обо всем этом, я прижимаюсь лицом к окну и вздыхаю с облегчением, когда нахожу ее спящей на диване, бутылка водки все еще свисает с ее пальцев.
— Ангел, — выдыхаю я, мое сердце разбивается при виде нее.
Мой пульс учащается, когда моя рука поднимается к стеклу, как будто я смогу прикоснуться к ней через него. Сильная дрожь пробегает по моему позвоночнику, когда холод снова проникает в мои кости.
— Черт, — шиплю я, зная, что не могу просто уйти сейчас. Я должен уйти — это именно то, что я должен сделать. Но я не могу.
Когда я огибаю здание, из одной из самых больших комнат в доме льется свет, на который я надеялся. Мне остается только надеяться, что Эван и Кассандра не там, выпивают по стаканчику на ночь.
Но риска недостаточно, чтобы остановить меня.
В ту секунду, когда я нахожу комнату именно такой, как я ожидал, я позволяю себе быть замеченным, подходя и становясь прямо перед окнами от пола до потолка.
Это занимает пару секунд, но вскоре Джослин чувствует тяжесть моего взгляда, пока она пробирается через то, что кажется бесконечной кучей посуды.
Я ничего не слышу, но не может быть, чтобы крик ужаса не сорвался с ее приоткрытых губ, а глаза не расширились от страха.
Я поднимаю руки в знак защиты и натягиваю мягкую улыбку на лицо.
Качая головой, она подходит и открывает дверь.
— Что, черт возьми, ты делаешь…
— Деймон, — предлагаю я, когда она пристально смотрит на меня, пытаясь понять, кто я из
