Много позже Люси открыла глаза и осмотрелась. Она по прежнему лежала в объятиях мужа, его ровное дыхание показывало, что он спит. Она придвинулась еще ближе, положила голову ему на плечо и руку ему на сердце, чтобы всем телом ощущать его сильный размеренный стук.
Все ее тело гудело от удовлетворения, но разум одолевала неуверенность.
Только страсти мало для брака.
Она погрузила пальцы в упругие короткие волосы на груди Саймона. Воспоминания об их жарких и бурных любовных играх вихрем пронеслись в голове. Был ли он искренним в эти моменты? Открыл ли ей всего себя? Или просто в очередной раз играл роль любовника?
Возможно, ей не стоило поддаваться искушению. Возможно, ей следовало настоять, чтобы они сначала уладили свои разногласия, не затемняя туманом физической потребности настоящие сложности их брака? Но он так очевидно ее хотел, и она, слабая женщина, не смогла устоять перед его нуждой. Как не смогла бы любая другая женщина отвернуться от мужа, так откровенно и сильно ее желавшего.
Она никогда не сможет отказать Саймону. Как бы они ни спорили, какие бы препятствия ни возникали на пути их брака, она не сможет ему отказать.
Было ли это ее слабостью? Или это действовала связь, объединяющая супругов в трудные минуты?
Любит ли он ее? Этого она не знала. Но он ее хотел… и, видимо, хотел, чтобы их брак был чем то большим, чем удобный брак по расчету.
Пока этого было достаточно. Она не знала, сможет ли отдать ему свое сердце целиком, если он не станет полностью доверять ей. А до тех пор достаточно будет того, что несет их браку взаимное удовольствие.
Глава 16
Постоянная болтовня вовсе не является неизбежной в супружеском общении. Самыми важными и значимыми могут оказаться слова как раз непроизнесенные – они бывают необходимы, как яйца для хлебного пудинга.
«О неловком молчании». Из дневников лорда Девингема
Саймон ощущал себя актером, вышедшим на театральную сцену в неизвестной ему пьесе. Он не был уверен в том, что должен произносить именно эти строки, и пытался поймать подсказку других членов труппы.
Но в его труппе была еще только одна актриса, и она слишком скупилась на намеки, чтобы он мог чувствовать себя непринужденно.
Уже три дня они жили в одном доме, ели за одним столом, спали в одной постели. После завтрака они отправлялись по своим отдельным делам… Саймон продолжал кампанию по умиротворению упрямой Изабеллы, или работал с Фоксуортом и сэром Эйдрианом, или же отправлялся для разрядки напряжения в боксерский зал Джентльмена Джексона. А Люси с мисс Мэтьюз занималась покупками и другими дамскими делами. Однако они больше не встречались на одних и тех же светских приемах… Он посещал все балы и рауты, где мог найти Изабеллу. Люси появлялась в «Олмаке» вместе с мисс Мэтьюз, а также на разных других обедах и вечерах, где светские дамы искали женихов для своих дочек.
Они вели раздельную жизнь днем, а ночью сходились со жгучей страстью, почти отчаянной по накалу.
Казалось, все шло именно так, как он хотел, в точности как представлял себе свою жизнь, когда собирался жениться на Люси. Но он эту жизнь ненавидел.
Теперь, когда Люси была известна вся правда о нем, она тщательно заботилась о том, чтобы он мог свободно и спокойно выполнять свою миссию. Сэр Эйдриан пережил первоначальную тревогу по поводу посвящения Люси в тайну их работы и теперь одобрял нынешнее состояние дела. Фоксуорт больше не осыпал его колкостями и настояниями отправить Люси домой, а вместо этого направил всю свою энергию на расшифровку французского сообщения. Но ключ к разгадке пока не давался ему в руки. Саймон сосредоточил усилия на смягчении недовольства Изабеллы и медленно возвращал себе расположение этой дамы. Все двигалось в нужном направлении… как и должно было быть.
А он был несчастен!..
Он вошел в столовую, еще не успев проголодаться, и замедлил шаг, увидев, что Люси уже сидит за завтраком. Когда он приблизился, она как раз отрезала кусочек сосиски, и он не мог не вспомнить то утро после ее приезда… Тогда она бросила в него сосиской. Лицо Платта стало серо розовым при виде жирного пятна на его безупречном сюртуке, но Саймон с нежностью вспоминал эту отметину, потому что она была частью игривой интерлюдии с его женой.
Но Люси больше никогда не смеялась. Она лишь улыбалась, вежливо и сдержанно. Она больше не поддразнивала его, не пыталась вовлечь в глупые игры, считая их недостойными его графского титула. Единственное время, когда он мог уловить былую проказливость в ее взгляде, было в постели, когда они забывали обо всем, сплетаясь в объятиях.
Но даже и тогда все было по другому. Что то пропало, ушло… словно она глубоко запрятала от него какую то часть своей души. И это очень его тревожило.
Она посмотрела на него, когда он накладывал себе на тарелку яичницу и мясо.
– Доброе утро, Саймон.
– Доброе утро, Люси.
Так вежливо. Так пристойно. Они являли собой образец хороших манер… отличного удобного брака по расчету. Он шваркнул тарелку на стол так, что запрыгали серебряные приборы, и заслужил вопросительный взгляд жены.
– Прости.
Он наблюдал, как она вернулась к своей трапезе, изящно отправляя каждый кусочек сосиски себе в рот. Ее манеры одновременно очаровывали и раздражали его.
Неужели она хотела именно этого? Этой стерильной вежливости? Он не мог поверить, что Люси, на которой он женился, способна примириться с таким состоянием дел. Куда делась та страстная женщина, что так рьяно радовалась самой мысли о сердечном браке? Возможно, она так же не знала, как справиться с новой ситуацией, как и он?
Мысль об этом несколько его ободрила, хоть и ненадолго. Если она была растеряна так же, как он, тогда у них сейчас много общего.
– Миссис Нельсон ожидается в городе завтра, так что я рассчитываю, что уже в среду смогу вернуться в Девингем, – сказала Люси.
Он со звоном положил вилку на стол.
– Я полагал, что ты собиралась остаться на две недели.
– Ты сказал мне, что я могу оставаться до тех пор, пока не вручу миссис Нельсон ее наследство. Когда я разговаривала с ее дворецким, мне было сказано, что она уехала в Шотландию на две недели, то есть вернется во вторник второй недели. Завтра вторник.
– Ты не обязана уезжать. – Он хотел дотянуться и коснуться ее руки, но холодное выражение ее лица отвергло такую попытку.
– Я думаю, что так будет лучше. – Она опустила глаза и отрезала еще кусочек сосиски.
Он махнул рукой слугам, чтобы они оставили комнату и, когда они остались одни, сказал:
– Я думал, что тебе нравится в городе.
Грустная улыбка изогнула ее губы, и она призналась:
– Это было весьма познавательно. И я буду скучать по Джин. Но мне кажется, что лучше будет вернуться домой. После того как исполню свой долг.
