— Вона как! Ладноть, поучу тебя. Некрас ее выбрал, а наша с тобой доля — принять. Видала, какой он стал? Вольный, сильный, за себя постоял, за нее. Правду чует и за любую хлещется. Глаза разуй, Видка. Мужиком он стал. В том и отрада его. А Медвянка хороша! Ить не убоялась, за род горой встала, за матерь с отцом помстила. Ты уж опосля поймешь, что такую девку в дом взять — счастье. Сбережет очаг, насмерть стоять будет за нас, за Квитов. А ты вот сиди одна, как сычиха болотная. Не пустит она тебя к себе в домину-то, не даст внуков понянькать.
— Это как это?! Я бабка им буду! Ты чего городишь, лешак старый?! — подхватилась Видана, на лавке завертелась. — Некрас мой сын!
— Во, заверещала. Сама же его от себя и отвадила. И его и Медвянку. Был бы я ею, я б не пустил на порог, — хмыкнул Деян, брови насупил шутейно.
— Ты чего, старый, потешаешься? Тебя что ль пустят?!
— А то! Сяду, внуков на коленки посажу и стану им потешки кричать. Баснь расскажу, свистулек к празднику принесу. И смотреть буду, как род мой растет и крепнет. Ить девка-то сама крепка. Такого норова, какого и мы с тобой. Да и Некрас той же повадки. Ужель не почуяла? Наша она, огневая.
— А я-то как же? — Видана уж и разумела, о чем ей муж-то говорит, испугалась, искала защиты.
— А ты сиди дома, враки выдумывай. Вот то пострашнее будет, чем мужнин кулак.
— Деян…Деянка… — завыла тихонько, уткнулась головой в плечо мужа.
— Вот те и Деянка, — погладил по голове жену непутёвую. — Так и быть, буду тебе про них обсказывать.
С тех его слов Видана и вовсе разревелась, а Деян улыбку прятал в усах и стращал, стращал. Уж потом обнял крепенько, и выслушал, как винится жена. Все думал, что наказала сама себя похлеще, чем боги светлые.
* * *
— Местька, Радимка… Спаси вас… — Некрас запнулся, все слов не мог найти. — Не оставили.
— Некраска, да ты что?! Да мы…да я… — Местька подкинулся, заметался по гриднице. — Ты ж друг мне, самый пресамый!
— И то верно, друг, — Радим козлом скакать не стал, а принялся о главном говорить. — Ты вот что, Квит, обскажи, где искать-то думаешь?
Некрас поднялся с лавки, побродил туда-сюда, да и молвил:
— К веси своей подалась, не инако. А вот где она, весь Лутаковская, а?
— А рядом с Сокуровской. Знала она их, а то как же притворялась бы? И берёсты были от них. Где их городище-то? — Радим говорил мудрое, верное.
— Новик знает. Родня ведь, хучь и дальняя. Токмо городища того нет уже. Перемерли все, — Некрас волосы пятерней взлохматил, задумался крепенько и порешил:
— Вы к Новикам ступайте, промеж них потолкитесь, поспрошайте. А я к Всеведе. Провидит она, так можа и для меня расстарается, а? — Некрас цапнул с лавки подпояску, шапку и выскочил вон, не дождавшись, пока друзья верные хоть слово кинут.
Бежал скоренько, благо бок маять перестал. Через малое время уж топтался на пороге Всеведы, да не просто так, а с подарком: простеньким, но сердечным.
— Ох, ты ж! Никак сам Квит ко мне? Ну, иди, чего встал-то? — Всеведа вышла навстречу, улыбнулась тепло. — Чего мнешься, а? По делу, не инако. Нет бы просто в гости зайти, проведать волхву старую.
— Здрава будь, мудрая, — поклонился чуть не в пояс. — Если б не ты, не топтать мне землю. Спаси тя. Так я и по делу, и по сердцу притёк. Не веришь?
— Нет, не верю. Глаза-то шальные, заполошные. Никак Медвянку потерял? Что, упустил девку? Вона как, — засмеялась, заискрилась волхва. — Чай просто так не сбегают от таких-то.
— Каких таких, Всеведа? — Некрас бровь изогнул, выпрямился горделиво и потешно. — Скажешь, плох я?
— Не скажу, Некраска. Ой, не скажу, — смеялась все то время, пока вела парня в гридницу, за стол сажала.
— Всеведа, просить тебя хочу… — Некрас положил руки на стол, сжал кулаки. — Медвяна пропала, а где искать и знать не знаю. Ты не скажешь, так я всю землю обойду, в каждый уголок загляну, токмо не ведаю, хватит ли на то всей жизни моей.
— С чего пропала-то, а, Некрас? Сама сбежала или надоумил кто? — прищурила глаза рысьи, голову склонила к плечу.
— Надоумил. Да не об том речь! Поможешь али как?
— Ты погоди орать. Если спрашиваю, стало быть, надо. Что лупишься? Никак повернулась к тебе дурным боком слава твоя ходоковская? — ухмыльнулась, но не зло, а с разумением.
— Все-то ты знаешь, — озлился Некрас, брови насупил.
— Говорила я, отольются тебе девичьи слезы. Ну, да ладно, помогу, — Всеведа осерьёзнела, руку протянула. — Дай Огневицу, Некрас.
Парень задумался, но все же, полез за пояс, достал кругляш серебряный и вложил в ладонь волхвы. А уж потом и понял — снова свет померк, как впервой, когда был у Всеведы. По хребту мурашки пошли, да знобко стало в теплой и светлой гриднице.
Всеведа глаза прикрыла, сжала оберег крепенько, посидела малое время, а потом…
— Сколько ж боли… Смерть вижу, пожар, кровь. Дурная Огневица, много зла в ней, бед, — Всеведа глаза открыла, ладонь разжала и уронила кругляш на стол. — Некрас, место не укажу верное, но видела горушку горбатенькую и низенькую. А еще девушку кудрявую. Приметишь, не упускай. Она к Медвяне выведет.
Выдохнула, словно тяжкую ношу с плеч скинула. И снова чудо! В гриднице светло и тихо, как и было допрежде.
— А гора-то? Гора где? — Некрас подался к волхве, едва на стол не улегся.
— Там, где Огневица злой стала. Рядом с весью невесты твоей. Вот и все. Ищи, пригожий, ищи. Боги светлые не оставят тебя. А оберег мне отдай. Верь, всем с того легче станет. Он свое взял, напился боли, так нечего ему больше в яви делать. Пусть упокоит всех и сам пылью станет. Разумел?
Глазами высверкнула, но Некраса не напугала, а развеселила.
— Во как. Все из-за кругляша бабьего? Да ну-у-у-у! — улыбался широко, весело.
— Вот те и ну! — Всеведа даром, что волховала миг назад, в ответ разулыбалась. — Чегой-то у тебя за пазухой топорщится, а? Чего в дом-то ко мне приволок, заполошный?
— То подарочек тебе, мудрая, — полез и вытянул носочки-копытца вязанные, что на торгу нашел. — Знаю, зябнешь ты, Всеведа. Так вот прими, не побрезгуй даром малым. Наденешь зимой на ножки и сиди, радуйся.
— Ах ты, змей. Извернулся и нашел подарок по душе. Некраска, будь мне годков поменьше, так не Медвянку бы ты искал, а сидел возле меня, — смеялась, помолодевшая вмиг женщина. — И как ты понимаешь о бабах, а? Откуль дар-то такой?
— Сама же сказала, что любят меня боги светлые, — подмигнул и добавил. — И бабы тоже.
Посмеялись, полюбовались друг другом, а потом уж и простились. На пороге Некрас обнял волхву и поспешил к домку, где ждали друзья верные.
Всеведа вслед ему смотрела, улыбалась, а уж потом увидела толпу праздную, обрядовую: нарядные гости, веселые парни и двечатки. Невеста идёт, сияет, а жених-то под ноги снуло смотрит. Бредет себе, как скотина подневольная.
