Глава 27. Помолвочный механизм
Алекс. 90-е гг. Тоскана, Италия
Я ждал Бруно Фрати за столиком в баре “Фрари Делла Лоджиа”, куда он пригласил меня на аперитив, и раздумывал о том, что же будет темой нашего секретного разговора. Неужели Дуччо снова ошибся с заказом! Мне не однажды приходилось покрывать его, когда недовольные клиенты приносили обратно заказ и я обнаруживал погрешность в миллиметр. А мы ведь делали сверхточные измерительные приборы!
Но на самом деле Бруно попросил исполнить для него личный заказ. Речь шла о механизме для секретной комнаты, где хранились картины кисти одного известного художника, его предка. Одна из них обладала особой ценностью. Это было настоящее произведение искусства, достойное Уффици, Лувра. Мы, итальянцы, счастливый народ, ибо рождаемся, женимся и умираем в своих родовых гнездах. И эти гнезда хранят очень-очень древние секреты.
Из слов Фрати я понял, что он был потомком известного художника-монаха и красавицы-послушницы, которая ему позировала. Кажется, картина называлась “Девушка с васильками”. Мог бы и догадаться, что фамилия Фрати могла иметь к именитому художнику какое-то отношение!
Перед тем как разойтись, я сказал Бруно, что предвидел какую-то опасность для него, но какие факты я мог предоставить ему, читая это лишь по номерам машин? Просто попросил его быть осторожным. На что он ответил, что единственное, что ему угрожает, так это настойчивость Поля Монтанье. Эта фамилия не была для меня новой, ибо на Сицилии я уже встречался с доном Роберто Монтанье. Хотя он мог не иметь к нему никакого отношения. Поль упрашивал Фрати продать ему эту картину:
— Зачем тебе портрет, который никто не сможет оценить по достоинству? Разве люди когда-нибудь поймут, что она — источник вечной женственности? Четыре архетипа с четырех перспектив — девочка, подруга, любовница и мать. Я хорошо тебе заплачу! Назови свою сумму!
Но Фрати не собирался продавать ему картину.
Его заказ был очень необычным, и сумма, которую он мне пообещал за эту работу, тоже была немалая. Все осложнялось лишь тем, что в постройку тринадцатого века надо было как-то вмонтировать технику последнего поколения. Я долго ломал голову, совещался с коллегами, копался в библиотеках, пока однажды мне не помог в этом мой внук Леонардо.
Представляете себе “замок в виде помолвочного василька”? Я тоже до того момента не имел никакого понятия. Я не спал несколько дней, размышляя, как это можно сделать. В одну из первых теплых, майских ночей вышел во двор. На пороге сидел Леонардо и смотрел на звезды. Он рассказал, что ему очень-очень нравится девушка-соседка, так, что он готов с ней обручиться. Даже придумал, чем ее удивить: обручение на Мосту влюбленных. Его глаза горели от переполняющих чувств.
Я тоже чуть не расплакался! Это было так трогательно! Когда он ушел спать, я до утра рисовал эскизы со спиралями различного диаметра, а наутро создал его, мой механизм. Один коллега из Турина назвал его лебединой песней точной механики. Очень жаль, что она стала последней в моей профессиональной биографии.
Я, конечно, рассказал обо всем Дуччо. Несмотря на размолвку, он все-таки был моим партнером. Только с того дня он стал каким-то странным — то потерянным, то беспокойным. Вначале я думал, что виной этому несчастья, которые его преследовали. Ведь из дома сбежала его беременная дочь, а вскоре от инфаркта умерла жена Марта. Я предлагал ему свою помощь, деньги, но он отдалялся от меня.
Через несколько дней механизм был готов, и я позвонил Фрати, чтобы договориться с ним о дне и часе установки. Но вечером, накануне этого события, пришло сообщение с таможни, чтобы я привез документы для таможенной очистки деталей из России, которые содержали ценные металлы. Бруно предложил отложить установку до завтра, но я настоял и пообещал, что подъеду к нему, как только оставлю бумаги на таможне. Мне нужны были деньги! Попросил внука поехать со старшими Массакра, чтобы за меня проследить за ними. Я знал, что Фрати не доверял Дуччо, но ведь у нас с ним было одно дело на двоих.
Я оставил Леонардо накладную и договор, чтобы взамен получить от клиента чек за механизм секретной комнаты, который не имел аналогов, и был доволен проделанной работой.
К сожалению, бюрократия в Италии будет процветать еще долго, и сейчас мы проживали не самые лучшие в этом плане времена. На таможне я задержался дольше, чем рассчитывал. Пока ехал к Фрати, не находил себе места: черт меня дернул не принять его предложение и отсрочить установку. Я должен был присутствовать там лично!
Когда припарковался и вышел из машины, увидел, как из дома Фрати выбежал Леонардо. Он держался за голову, лицо было белым от испуга, глаза блуждали. Я посадил его в машину, и он лишь повторял: “Он выстрелил в Дуччо, потом направил пистолет на меня, потом убил Винченцо. Столько смертей из-за этой девушки!”
Уже дома, когда он немного пришел в себя, мы с Ритой решили отправить его к матери в Швейцарию. Я же пошел прямиком в полицию.
Как оказалось, Фрати отлучился на несколько минут, ему кто-то позвонил. А когда вернулся, застал Винченцо с Дуччо, якобы пытавшихся вытащить картину из рамки. Зачем им это понадобилось, я вряд ли теперь узнаю.
Леонардо просил их остановиться, но они были так заняты, что не заметили, как в комнату вернулся Фрати и вытащил откуда-то пистолет. Выстрелил. Сначала ранил в ногу Дуччо, потом нацелился на Лео, но тут же перевел дуло пистолета на Винченцо. Тот пытался убежать. Но прогремел сухой щелчок выстрела. Сын Дуччо упал замертво у картины. В этот момент в комнату с криками прибежала жена Бруно, пытаясь его остановить. Но он увидел, как Дуччо обнимает бездыханное тело сына, и был шокирован этим зрелищем. После чего приказал жене вызвать полицию, а сам вышел в коридор. Несколько мгновений спустя прогремел выстрел, за ним послышался глухой стук, как будто мешок картошки упал на жженую плитку. Фрати застрелился. Леонардо воспользовался замешательством и выбежал на улицу.
Спустя несколько дней я вернулся к вдове Фрати. Она пригласила меня в кабинет покойного мужа. Я поделился с ней, что Бруно уже несколько месяцев не платил нам, откладывая до этих злополучных дней, а мы выполнили для него семьдесят процентов работы. Она ответила, что находится в сложной финансовой ситуации. Ей пришлось погасить задолженности мужа по кредитам, а также долги подрядчикам, поставщикам, оплатить похороны. Но она сделала мне интересное предложение — отдать картину, принесшую столько смертей! Даже пообещала сказать номер человека, заинтересованного в ее покупке. Я прекрасно знал, кого она имела в виду. С уходом бедного Бруно в их семье любителей живописи не осталось.
Когда она показала мне картину, от того, что увидел в нижнем левом углу, я вошел в полный ступор. Такое невозможно! Под автографом маленькими буквами стояла надпись: Per mia Alessandra. Понимаешь? Девушку на картине тоже звали Александра! У меня загорелись глаза: этот портрет должен был быть моим!
Не знаю, как об этом пронюхал Монтанье, но он ходил за мной по пятам: “В последний раз прошу тебя принять мое предложение”. Но я снова с уверенностью ему отказал. Как я мог теперь продать то, что предназначалось моей Александре?
