– Что с ним произошло?
Он просто исчез.
И появился новый наставник, который тогда раздражал своей суетливостью и непривычным многословием, а еще неуемной любовью ко всякого рода схемам. Помнится, мастер Виннегольд искренне полагал, что запомнить схему в двадцать уровней для студента проще, чем просто двадцать страниц учебника. А уж схемы свои любил он трепетной любовью…
Вспомню – вздрогну.
Пальцы Эля скользнули по моей руке, и Глен скривился.
– Нежничаете…
– Не завидуй, – сказала я, подвигаясь поближе.
А что, муж у меня, хоть и тощий, но теплый. Что еще осенью надо?
Глен демонстративно отвернулся и губу нижнюю выпятил. Вот и как это понимать? Взрослый мужик, неужели и вправду думал, что я остаток жизни буду по нему страдать? Нет, я страдала. Честно. Несколько дней. Потом тоже страдала, но уже по другому поводу.
И по третьему.
Жизнь, она вообще к страданиям располагает.
Глен вздохнул.
Вздохнул снова, погромче, пожалостливей, но видя, что собеседники ему попались на редкость черствые, укоризненно покачал головой и продолжил:
– Умер он… как сказать… не то, чтобы совсем… он был великим ученым. Правда, слишком уж поверил в собственное величие и непогрешимость. В общем, он первым дошел до мысли о существовании так называемой «materia mortuis»…
И пауза.
Театральная.
– Что за хрень? – вот и в прошлой нашей жизни он никогда не умел просто взять и рассказать, всенепременно нужно было впечатление произвести. А у меня от этих пауз одно впечатление – руки к сковородке тянутся, и отнюдь не для того, чтобы блинчики испечь.
– Ты стала невыносимо груба.
– А то.
Эль промолчал, только по руке погладил, то ли утешая, то ли сочувствуя. Вот… повезло мне с ним. И жаль будет, если уйдет… точнее, когда уйдет.
…когда-нибудь.
Но ведь до этого момента у нас есть еще время.
– Это некое вещество, которое содержится в любой неживой твари, своего рода концентрация смерти, ее высшее воплощение. Именно «materia mortuis» заставляет плоть изменяться, создавая подобие жизни. И именно благодаря ей нежить не жрет друг друга.
Глен почесал щетинистую щеку, что несколько дисгармонировало с общим пафосом повествования.
– В общем, он полагал даже, что «materia mortuis» представляет собой саму воплощенную тьму в божественной ее сути. И именно потому тварь не дерет тварь, ибо все они по сути своей едины. Более того, в хрониках ему удалось найти косвенные подтверждения своей теории. Древняя нежить, вроде личей и им подобных, разумная, сильная, способна была объединять тварей попроще и управлять ими. А это невозможно, точнее весьма сложно, если принимать их за отдельные объекты. Он допускал, что эта самая «materia mortuis» позволяет как-то воздействовать на любую нежить.
…и если был прав, то…
Я далека от теоретической некромантии. Я умею упокоить упыря или распознать двоедушника, одолею грызлу и, если повезет, кого побольше. Но вот все, что больше, сильнее…
– Он посвятил годы, пытаясь выделить эссенцию и… ему удалось, – тихо завершил Глен.
А за окном качнулись листья малины, зашелестел ветер, словно предупреждая, что не след лезть в это дело, что хватит с нас и лапы демона, которая ныне квасит капусту, что лучше бы взять эту самую капусту, можно даже без лапы, малину, сиротку и мужа и убраться куда подальше.
Да хоть бы в те самые эльфийские леса.
– В последний год он позволял мне ассистировать…
– Ты не говорил.
– Ты была слишком занята собой. Да и… прости, но ты… точнее тебя никогда не рассматривали, как… в общем, ты особо успехов не проявляла, а потому…
– А кого рассматривали? – осторожно поинтересовалась я. – Кроме тебя?
– Да так… я точно не знаю. Вейрина помнишь? Ему составили протекцию, это точно. И не ему одному. Я не знаю, насколько они связаны…
…малина за окном и та затихла. А я прижалась к мужу, который обнял меня, но легче не стало. Одно дело, когда ненормальный папаша пытается скормить тебя нежити, семьи, они разными бывают, и совсем другое, когда речь идет о масштабном… заговоре?
– Но письма приходят. Он знает, что творится… да, пожалуй, во всей провинции…
…которая, как я помню, является пограничной и не самой спокойной. И что это нам дает, помимо, конечно, лишней головной боли?
– …иногда больше, иногда меньше… я не особо интересовался, но знаю, что в свое время он помог многим. Искал, кто талантлив, но… сама понимаешь, талант – это одно, а поддержка рода – совсем другое. Вот и…
…и сколькие ему обязаны карьерой?
Но, если я успела что-то понять про папочку, на одну благодарность он не рассчитывает. Слишком уж ненадежно, тогда стало быть… что? Небольшая просьба, которая выглядит безопасной? И следующая… и третья, за которую уже платят и весьма неплохо, но просьба малость незаконна…
Или никакого шантажа, но простая и незамысловатая клятва на крови, которая обеспечит верность? Но кто рискнет принести такую клятву… хотя, о чем это я? Рискнут. Главное, правильно преподнести. А папенька сумел бы.
– Но я в лаборатории время проводил. Ты не представляешь, каково это, стоять на пороге величайшего открытия, которое перевернет все представления о некромантии! Которое начнет новую эру… которое…
– Утихни, – попросила я, потому как восторги эти что-то несколько… смущали.
Мягко говоря.
– Ты всегда была слишком ограниченной.
А еще здравомыслящей, и поэтому понимаю, что подобные великие открытия, как правило, для открывателей боком вылезали. И ладно, когда только им, а то ведь… до чего привлекательно звучит. Извлек эту самую мертвую материю и вперед, сотворяй нежить для вящей пользы человечества.
Глен насупился.
Но наткнувшись на взгляд моего супруга, в котором прорезалась вековая мудрость эльфов в совокупностью с вящей оценкой умственных способностей отдельных человеческих особей, продолжил.
– Если я был увлечен работой, то мастер – одержим ею. Порой он забывал о простейших человеческих потребностях, а порой… знаешь, его высказывания… он полагал, что человеческая плоть несовершенна. Подумай сама. Люди стареют. Их срок жизни отвратительно короток. Опять же, болезни всякие… и вообще…
…то ли дело нежить.
– Тот же лич способен просуществовать несколько сотен лет, становясь при этом лишь сильнее.
…нет, вот не всерьез же, да?
Мастер производил впечатление человека разумного, а разумный человек не будет искать способ превратиться в нежить, пусть и весьма разумную.