– Прошу тебя, Ганцзалин, зайди в палату и раздели наше веселье, – сказал Загорский, поднимаясь с пола. – Мы тут предаемся ностальгическим воспоминаниям. Я вижу, вы вспомнили Ганцзалина, мистер Дэвис? Вы должны хорошо помнить и его невесту, которая погибла по вашей милости. Впрочем, время стирает даже самые яркие воспоминания, тем более у таких циничных людей, как вы. Но помощника моего вы наверняка не забыли – он ведь уже пытался вас убить. Правда, неудачно. Но с тех пор прошло много лет, и он сильно усовершенствовался в смертоносных навыках. Поэтому ваша дальнейшая судьба будет зависеть только от вашей искренности. Итак, «Слеза Будды» все-таки не у вас?
– Нет, – еле слышно отвечал Дэвис.
– Вижу, вы говорите правду. А кто забрал камень?
– Я говорил вам уже, я не знаю этого человека, – пробормотал Дэвис, не сводя глаз с китайца.
Нестор Васильевич пожал плечами: а вот этому заявлению он почему-то совершенно не верит. И даже знает, почему. Неожиданно Загорский взялся двумя руками за ворот больничной рубашки Дэвиса и сильно дернул ее. Ткань затрещала и распалась, обнажив торс шпиона.
– Я так и думал, – сказал Нестор Васильевич. – Вы подозрительно хорошо себя чувствуете для тяжело раненного человека. И это понятно. Даже из-под бинтов видно, что пуля хоть и попала в грудь, удивительным образом не задела ни одного важного органа и прошла навылет. Немного пролитой крови – вот и весь ущерб. Надо было очень хорошо целиться, чтобы так попасть. Позвольте-ка…
И он сорвал бинт с груди мистера Дэвиса. Тот взвыл было, но тут же и умолк, увидев, что в лоб ему глядит револьвер Ганцзалина.
– Так-так, – продолжал Нестор Васильевич, при тусклом свете ночника всматриваясь в рану, – так-так… Что мы видим, господа присяжные заседатели? А видим мы ни много ни мало пороховой ожог на коже нашего героя. Даже если грабитель застал его врасплох, неодетым, чтобы получить такой ожог, надо было очень близко поднести пистолет к груди. Вот вам и объяснение необыкновенной меткости стрелка. Встает вопрос: неужели мистер Дэвис не попытался даже увернуться, а просто хладнокровно стоял и смотрел, как его убивают? Немного зная характер нашего друга, я никак не могу в такое поверить. Какой из этого следует вывод? А вывод тот, господа присяжные и высокий суд, что стреляли в нашего друга с его безусловного согласия.
Загорский внезапно взял Дэвиса за горло и сжал так, что глаза того выкатились на лоб.
– Тот, кто унес алмаз, не был грабителем, он был вашим сообщником! – рявкнул Нестор Васильевич. – Имя, или я убью вас своими собственными руками…
Мистер Дэвис захрипел. Загорский разжал пальцы.
– Вы… – британец закашлялся, – вы не сможете… Я знаю вас, вы не убийца. Вы не сможете просто так убить человека.
– Да? – спросил Загорский шелестящим шепотом. – А вы смогли убить Мэри Китс?
– При чем тут Мэри? – шпион потирал шею, лицо его постепенно приобретало нормальный цвет. – При чем тут Мэри, я вас спрашиваю?
– При том, что Мэри была моей дочерью, – как-то тускло отвечал Нестор Васильевич.
При этих словах лицо британца обвисло и потеряло форму, оно теперь походило на аэростат, из которого частично выпустили воздух. Дэвис переводил испуганный взгляд с Загорского на каменное лицо Ганцзалина, в глазах которого поблескивали желтые искорки.
– Не может быть, – сказал он наконец, – но как же тогда…
– Я сам не знал до поры до времени, – отвечал Загорский, не глядя на него. – Я всю жизнь жил один. И вот на седьмом десятке я вдруг узнаю, что у меня есть взрослая дочь. Узнаю перед самой ее смертью. А еще я узнаю, кто ее убил. Как вы полагаете, может мой гуманизм выдержать такое испытание?
Несколько секунд длилось тягостное молчание.
– Я не хотел, – сдавленно выговорил Дэвис. – Не хотел… Я думал, мы договоримся. Но она… Она слишком буквально понимала слова «служебный долг». В конце концов, у нас очень опасная, грязная и малооплачиваемая работа. Все сливки собирают те, кто сидит в штабах и конторах. А мы – расходный материал. Да что я рассказываю, вы и сами все знаете.
– И вы решили, что раз вы расходный материал, можно пускать в расход и всех остальных?
– Нет, – он поднял руки, протестуя. – Нет… Я просто хотел получить свое. Заслуженное мною за много лет беспорочной службы. Я хотел достойной жизни для себя, своих детей, внуков.
– Да, – сказал Загорский все тем же тусклым голосом, – а у меня теперь нет ни детей, и внуков тоже не будет. И все по вашей милости.
– Говорю же вам, я не хотел! – нервно выкрикнул мистер Дэвис. Потом, словно испугавшись, что его услышат через толстые каменные стены, понизил голос. – Если бы она согласилась на мое предложение, все были бы живы и богаты. Но она не захотела, она грозила доложить обо мне начальству. Конечно, я не мог… Столько лет беспорочной службы и такие маленькие доходы. Вы должны понимать, вы же, в конце концов, джентльмен.
– Кто ваш сообщник? – спросил Загорский сухо.
– Вы обещаете, что не будете меня убивать? – голос шпиона подрагивал.
– Я спрашиваю, кто ваш сообщник?
Мистер Дэвис замотал головой.
– Этот мерзавец обманул меня. Он обещал мне деньги, огромные деньги, однако просто выстрелил в грудь и ушел, забрав алмаз. Но… но если я скажу, кто он, вы найдете его, и для меня алмаз будет потерян навсегда.
– В таком случае, – раздельно проговорил Нестор Васильевич, – в таком случае я вынужден буду отдать вас на растерзание Ганцзалину. У него к вам не меньший счет, чем у меня. Вот только платить по этому счету вы будете необычайно мучительно.
Британец бросил на китайца быстрый взгляд и, видимо, прочитал в его лице что-то настолько страшное, что дрогнул.
– Хорошо, – сказал он, – хорошо. В конце концов, если вы найдете его и ликвидируете, это будет заслуженная кара. А вам нет никакого смысла меня убивать, разве что из мести. Но месть – это ведь варварское чувство, а мы с вами цивилизованные люди, мы должны исполнять нашу миссию среди варваров. Вы же помните, господин Загорский, – бремя белого человека. Если уж мы поддадимся дикарским обыкновениям, кто понесет это бремя вместо нас?
– В последний раз спрашиваю, кто ваш сообщник? – голос Загорского звенел колокольной медью.
– Он из ваших…
– Что значит – из наших?
– Из ваших, русских. Он, видимо, тоже агент. Он говорил, что представляет интересы советского правительства, даже показал удостоверение советского полицейского комиссара. Я, впрочем, не разбирался, для меня главное – соглашение, я свято чту договоренности.
Голос Дэвиса срывался, он то звучал громко, то превращался в какое-то бормотание.
– Как его имя?
– Имени я не знаю, он не говорил.
Несколько секунд Нестор Васильевич молча разглядывал шпиона, потом повернулся к помощнику.
