слышал, как встал и ушел на работу Сабан, а потом куда-то Микола, который тоже выходил на работу в ночь.
Тело ломило, и все мышцы болели, будто меня весь день трепали как зерно на обмолоте цепами.
Но теперь мне трудно далась разве что первая вагонетка. А дальше пошло живее, и в конце смены я уже не ощущал вчерашнего состояния, когда мне казалось, что это предел всех моих сил и хотелось лечь и умереть.
Микола всё ещё пытался куражиться надо мной, но, я молча принимал кирпич и упрямо толкал вагонетку на разгрузку, и он, видя, что я упрям и не ломаюсь, как-то потерял ко мне интерес, а после перерыва отправил Веру назад на приемку и исчез из поля моего зрения. Мужики, в отличии от женщин, занимались управлением машинами и механизмами, а также их починкой, а другие укладывали рельсовые пути…
Я втянулся и работал так же, как остальные. Я слился со всеми, и меня перестали замечать…
Заканчивался месяц моей работы на заводе, когда у общежития появился Толя. Не знаю, как он меня нашел, может быть случайно увидел в городе. Да и про кирпичный завод мы как-то упоминали, когда разговор зашёл о заработках, мол, там хорошие деньги платят.
Кто-то заглянул в комнату и спросил: «У вас в комнате живет новенький, Володька? Его ищет какой-то пьяный мужик. Толиком назвался».
Это уже была какая-то собачья преданность дружбе, которой не существовало и которую он выдумал. Я, позволив хвостом увязаться за мной, когда решил снять квартиру, сделал глупость, о чём потом пожалел. Он пытался всё время мне услужить и даже раболепствовал, что меня не только угнетало, но и вызывало раздражение и стойкую неприязнь. Толя был из тех, кому нужен кто-то, с кем он хотел бы отождествлять себя, с тем, кто привлекателен для него какими-то качествами, которыми не обладал сам. Это свойственно людям, мало что из себя представляющим, но с апломбом. Они создают кумира, готовы следовать за ним и служить ему, но это бессознательно эгоистическое стремление, потому что они хотят ощущать свою значимость от близкого общения с ним.
У меня не было желания объясняться ни с трезвым, ни с пьяным Толиком, но на улице уже шла какая-то разборка, и в комнату доносились обрывки пьяного разговора. Толя громко и бессвязно пытался что-то доказать своему визави. Мужики, которые обитали в общежитии, отличались нравом буйным и характером драчливым, а потому пьяные драки здесь не являлись редкостью. Я не хотел, чтобы Толику накостыляли из-за меня, и поспешил выйти. Он увидел меня, но это его не обрадовало, напротив, он тут же оставил своего собеседника, чтобы переключиться на меня, перенаправив весь запал своей агрессии. Семён, корявый мужик из соседней с нами комнаты, тоже не совсем трезвый и, уже было начавший хватать Толю за грудки, увидел меня и вопросительно смотрел, пытаясь осмыслить свои дальнейшие действия, но я успокоил его, сказав, что это человек свой, развернул Толю и, взял его под локоть, повёл подальше от общежития.
— Ты обошёлся со мной подло и предал меня как Иуда Христа, — пьяно проговорил Толя.
— Я не Иуда, а ты не Христос. Тем более, что Иуда предал Христа, потому что любил больше деньги, которые по Библии являются корнем всякого зла. И, кстати, я не воровал из ящика пожертвований, — серьёзно сказал я.
— Я не понимаю, о чём ты говоришь, — напрягся сбитый с толку Толя.
— Это из Евангелия от Иоанна, если ты уж вспомнил Иуду. Только деньги здесь не при чём. Я культа из денег не делаю, и в жлобстве ты меня обвинить не можешь.
— Конечно, оставил на столе целый стольник. Откупился ото всех сразу. Вот и есть Иудины деньги, — в его голосе чувствовалась злая ирония.
— Деньги я оставил как благодарность Сандару и Таре за их гостеприимство. Ты же сам видишь, как они живут?.. Толь, чего ты от меня хочешь? — Толик начал меня раздражать.
— Ничего не хочу. Хочу в глаза посмотреть.
— Посмотрел?
Толя вдруг всхлипнул и стал размазывать пьяные слёзы по лицу.
— Так с друзьями не поступают, — выговорил Толя.
Мне стало его жалко, потому что все претензии ко мне были искренни и с его точки зрения справедливы.
— Толя, если я перед тобой в чём-то виноват, прости. Спасибо тебе за твоё тёплое и дружеское отношение ко мне, но мне действительно нужно домой. И если я не уехал раньше, как сообщил в записке, то на это были основания. На днях я действительно уезжаю…
Я замолчал и ждал, что он на это скажет, но он тоже молчал.
— Ну, что, обнимемся, что ли? Может быть больше не увидимся, — сказал я.
Толя посмотрел на меня, мне показалось, совсем трезвыми глазами, чуть постоял в нерешительности, повернулся и ушёл, чуть покачиваясь, но так ни разу и не обернувшись.
Не простил.
Я глядел ему вслед, пока он повернул за угол в сторону остановки автобуса…
На следующий день я взял расчёт и покинул гостеприимный и не очень, но, во всяком случае, неудобный для меня и надоевший город.
Россия страна большая и в своих безграничных пределах разная: кладезь для пытливого ума, раздольная для путешественника и романтика и неисчерпаемый источник для историка. Но для себя я понял, что милее сердцу места нет, чем та небольшая земля, где ты родился, где прошли твое детство и юность, где, может быть, ты встретил свою первую любовь, и куда тебя тянет вернуться неподвластная тебе сила.
И я вернулся.
ЧАСТЬ II
Никакие километры не страшны, если знаешь, что в конце пути тебя по-настоящему ждут.
Неизвестный автор.
Глава 1
Мой город и большие перемены. Памятные места. Застолье в честь моего возвращения. Разговор с отчимом и мои планы. История про золотой слиток. Мать об Алике и Маше. Неожиданный весть о Миле. Внезапное решение.
Город изменился. Но на моих глазах менялся он как-то незаметно, потому что строительные работы шли буднично и не влияли на ритм нашей жизни.
Мы вернулись сюда в сорок третьем, сразу после освобождения от фашистской оккупации. Тогда город лежал в руинах. Мне запомнилось только одно целое большое здание — пятиэтажка на Московской улице, что напротив сквера Танкистов. Недаром именно здесь, на пожарной каланче, наши солдаты, выбившие фашистов из города, водрузили красный флаг. Попавший в постановление правительства о быстрейшем восстановлении пятнадцати русских городов, наиболее
