Бражка ободрала горло, но она оказалась не такой лютой, как самогонка Пашки. У меня даже слёзы на глазах не выступили. Однако я, в отличие от деда, закусил пирогом. Он оказался немного чёрствым, но всё равно вкусным.
Я быстро умял кусок и сунул руки под стол. Поймал мрачный взгляд старика, соскользнул в транс и принялся творить свою магию, выделывая пальцами пассы.
Попутно я говорил проникновенным голосом:
— Вам морально тяжело… вам нужно выговориться… многие знания о тайнах академии просятся на волю… Они калёным железом жгут вас изнутри… Выпустите их… Выпустите…
Мой гипноз нашёл живой отклик у старика. Он не сопротивлялся, как в тот раз, когда я пытался на полянке в лесу выудить из него сведения о горгулье. Возможно, Фомич и так бы всё мне рассказал. Но я решил подстраховаться. А то вдруг он поведал бы мне какую–нибудь херня, а реально интересные сведения утаил? Теперь же я заронил в его голову желание выговориться и прервал гипноз.
Дед несколько раз моргнул, тряхнул головой и изумлённо просипел:
— Что–то бражка сегодня особенно забористая. Аж сознание на мгновение помутилось. Так о чём ты хотел поговорить? О тайнах академии?
— Именно. Любопытно же, — произнёс я, кое–как сдерживая довольную улыбку. — Но сперва расскажите о деревне. Кто в ней живет? Чем промышляет народ? Мне всё интересно.
— Да чего о деревне рассказывать–то? — удивлённо приподнял брови Фомич и снова наполнил чарки. — Но раз хочешь… Живут в ней те, кто трудится на благо академии: сапожники, портные, цирюльники… Конечно, мы все получаем звонкую монету за свой труд. Но, как по мне, монет можно было бы и прибавить.
— И это всё?
— Ага. А ты чего хотел? Тайн у нас никаких нет. Разве что кто про кого какие гадости за спиной говорит. Но, думаю, тебе енто не шибко любопытно.
— Угу, — чуть разочарованно угукнул я и во второй раз выпил со стариком. Тот снова закусывать не стал. А я опять отдал должное пирогу и продолжил расспрашивать дедка: — Семён Фомич, а есть ли на острове контрабандисты? Ну, те, кто без ведома ректора, таскают сюда всякие запрещённые товары.
— Есть. Как же им не быть? — проговорил старик и огладил бороду. — Но они не из местных. Повадились сюда соваться маги пространства. От этих проныр весь остров не закрыть. Вот они и балуются, выручая свою деньгу. Но пока они по мелочи озоруют — ректор смотрит на их делишки сквозь пальцы. А вот ежели они развернутся на полную катушку — тогда он их приструнит, как пить дать приструнит.
— Ясно, — мрачно выдохнул я, нахмурив брови.
Как бы мне не угодить в неприятности с этой контрабандой. Надо будет предупредить Жана де Бура и Веронику. Но это завтра.
А пока я снова стал вербально пытать деда:
— Семён Фомич, а правда, что студенты порой пропадают?
— Бывает, — кивнул тот лысой головой и опять принялся наполнять чарки.
— А что же преподаватели? Ищут их? Находят?
— Всякое случается. К примеру, несколько месяцев тому назад пропал второкурсник. Как в воду канул. Три дня его тишком искали по всему острову. А на четвёртый — нашли тело пропавшего. Его прибило к берегу. А от головы одни ошмётки остались. Ректор тогда сказал, что он с обрыва упал на скалы. Берега–то у острова крутые. Но были и такие студенты, кто пропал — и с концами. Каждый год они пропадают.
— А какие есть теории на этот счёт? Почему народ исчезает? — горячо выдал я, охваченный сильнейшим приступом любопытства.
— Да кто его знает? Слухов бродит вагон и маленькая тележка. Да токмо, что из них правда? Люди всё валят в кучу: и мелкие прорывы бесов, и безответственность самих студентов, лезущих куда не надо. Но одно я могу сказать точно… Остров этот хранит в себе много чего дурного, — понизил голос Фомич, навалился грудью на стол и поманил меня пальцем. Я подался к нему. И он таинственно прошептал: — Я в огороде, лет пять назад, брюкву копал, так нашёл в земле человеческий череп. Черепок тот расколот был, точно от удара мечом или топором. А сосед мой Никифор и вовсе выкопал бронзовый серп. Да токмо не серп то был, а оружие для ритуалов кровавых. Ректор когда про серп этот прознал, так сразу изъял его и наказал Никифору молчать. Но тот со мной по–дружески поделился.
— Дела–а–а, — протянул я, почесав щеку.
— Это ещё что! — выдохнул дед, которого после воздействия гипноза прорвало на откровения. — Я несколько раз в лесу слышал приглушённые крики. И не чайки то были или зверьё какое. А что–то другое. Уж я‑то знаю. Столько лет с животными да птицами работаю. Крики были разные, но слышал я их всегда в одном месте. На Лысом холме. Он тут недалече, если идти на восток от моего дома. Но больше я туда ни ногой. Мало ли что может там приключиться? А мне ещё Бориску надо на ноги поставить. Сгинет он без меня. В сиротский приют его отправят, а там жизнь не сахар.
— Хм–м–м, — выдал я, почувствовав азарт охотника.
Глава 22. ФаустИз дома старика я вышел ближе к двум часам ночи. К этому времени меня слегка шатало от выпитой бражки, а дождь изволил прекратиться. Небо очистилось от туч. И луна теперь светила так ярко, что даже мне захотелось завыть и обернуться волком. Но мне это было не дано. Поэтому я лишь глянул в небеса и увидел в них силуэт винтового пассажирского самолёта. Он медленно снижался, явно планируя завершить полёт в аэропорту Велибурга. И вряд ли ему что–то помешает проделать этот манёвр, поскольку над Европой самолёты летали без особого риска. А вот над той же Австралией — хрен полетаешь. Там драконы могли с большой охоткой раздербанить самолёт.
Да и океаны люди предпочитали пересекать не на самолётах, а на кораблях, хотя в мировых водах водилось много всякой зубастой, агрессивной дряни. И сами воды были очень неспокойными. Штормы постоянно будоражили их. Однако корабли очень часто без потерь проходил сквозь штормы и отбивались от чудищ с помощью артиллерийских орудий. А вот самолётам в силу хрупкости их конструкции сложнее было сражаться с жуткой непогодой и защищаться от монстров. К тому же на самолётах устанавливали лишь пулемёты, а их пули не всегда пробивали шкуры летающих тварей. Поэтому корабли всё же были безопаснее самолётов.
А если смотреть на картину в целом, то чтобы путешествовать по этому миру надо, несомненно, обладать стальными яйцами.
Я весело усмехнулся своим мыслям и, внимательно следя за округой, быстро потопал в сторону башни–общежития. В мои уши проникал шум множества капель, срывающихся с деревьев и фонарных столбов. А подкашивающиеся ноги шлёпали по лужам.
И вдруг я вспомнил, как в прошлом году такой же умытой дождём ночью познакомился с пьяненькой дочкой прачки. Меня тогда обуревали низменные чувства, да и алкоголь будоражил кровь. Так что я закрыл глаза на то, что девчушка оказалась весьма и весьма упитанной. Перепихон с ней можно было смело засчитать за секс втроём. Но больше всего меня поразила не её объёмная фигура, а то, что у неё между ног колосились настоящие кусты, в которых могли кабаны прятаться.
