прикрыла рот ладонью.
— Мне очень жаль.
— Спасибо. Это тяжелая потеря. Но и времена сейчас ужасные, пусть даже из Голливуда этого не видно. — Он бросил многозначительный взгляд на веселящихся танцоров.
— Вы и в самом деле понимаете.
Это было огромное облегчение — встретить единомышленника вместо обычного банального светского собеседника. Какое-то время мы сидели в согласном задумчивом молчании и смотрели на танцующих, а затем он спросил:
— Вот я сижу рядом с Хеди Ламарр — и все еще не пригласил вас на танец. Не хотите ли?
— А если откажусь, вы не обидитесь?
— Честно говоря, вздохну с облегчением. Никогда не был хорошим танцором. Я скорее музыкант.
— Музыкант? Как замечательно. У меня мама бывшая пианистка. Вы тоже на фортепиано играете?
— Да, хотя сейчас не выступаю, а пишу музыку.
— Так вы композитор, — проговорила я, уже заинтригованная. — Простите, я, кажется, так и не знаю вашего имени.
— Джордж Антейл.
— Так это вы написали «Механический балет»?
В юности, во время одной из наших семейных поездок во Францию, я слышала об этой скандально известной симфонии, где, в частности, звучала синхронная игра чуть ли не дюжины пианол, — если верить слухам, это была мешанина беспорядочных ритмов и аккордов в самом радикальном духе. Слышала и о бешеном успехе, который она имела в Париже и в нью-йоркском Карнеги-холле после первых исполнений более десяти лет назад. Мистер Антейл был довольно известным композитором и исполнителем современного музыкального авангарда, а также автором серьезных журнальных и газетных статей о войне в Европе и политических режимах, стоящих за ней. Словом, он был человеком, которого я меньше всего ожидала встретить в насквозь пропитанном жаждой наживы Голливуде.
— Вы слышали о нем? — Его голос звучал удивленно.
— Ну конечно, слышала. Так значит, вы тот самый композитор?
— Тот самый.
— И что же привело вас в Голливуд?
Он рассмеялся.
— Я пишу музыку для нескольких фильмов.
— Это довольно далеко от вашей прежней работы.
— Ну что же делать, иногда приходится и деньги зарабатывать. «Механическим балетом» за квартиру не заплатишь, — ответил он без особого энтузиазма.
— Вы должны гордиться своим произведением. Я слышала, оно весьма оригинально. Мне бы очень хотелось послушать, как вы его играете.
— Правда?
— Конечно, иначе я не стала бы говорить. — Я показала на свободное пианино.
Мы встали, и, пока шли к пианино, я заметила, что Джордж ростом намного ниже меня. Пожалуй, метр шестьдесят с небольшим, а во мне метр семьдесят. Но это стало неважно, когда мы уселись за инструмент — он даже как будто сделался выше, как только заиграл.
«Механический балет» и правда оказался очень необычным, как о нем и говорили, но он был живой — такой живой музыки я не слышала уже целую вечность. Меня захватили эти дисгармоничные аккорды, и я разочарованно вздохнула, когда они смолкли.
— Думаю, вы, как дочь пианистки, и сами неплохо играете, мисс Ламарр, — заметил Джордж.
— Хеди. Да, я играю, хотя не сказала бы, что хорошо. Уж мама-то точно не сказала бы. — Я могла себе представить, в какой ужас пришла бы мама, если бы услышала, что знаменитый композитор Джордж Антейл спрашивает о моей игре на фортепиано. Она бы первой раскритиковала перед ним мою технику.
— Не хотите ли сыграть со мной в четыре руки?
— Если вас не смущает мое сомнительное мастерство.
Он улыбнулся озорной улыбкой и заиграл. Мелодия показалась мне знакомой, я только не могла вспомнить откуда. Я подхватила: мелодия была довольно простая, но он вскоре перешел на другую. Так мы перескакивали от одной песни к другой, без труда попадая в лад — благодаря его мастерству, конечно, не моему, — и каждый раз смеялись.
Вдруг меня осенила идея. Я пыталась ухватить ее уже давно, когда размышляла о том, как наладить секретную связь между торпедой и кораблем или подлодкой. Я сняла пальцы с клавиш и повернулась к Джорджу.
— У меня к вам очень странная просьба.
— Сочту за честь выполнить любую вашу просьбу, Хеди Ламарр.
С умоляющими глазами я проговорила:
— Вы согласны поработать со мной над одним проектом? Над таким, который поможет быстрее закончить войну?
Глава тридцать седьмая
30 сентября 1940 года
Лос-Анджелес, Калифорния
— Так вот как выглядит гостиная кинозвезды? — задумчиво проговорил Джордж, бродя по белой комнате, совершенно пустой и чистой, не считая разбросанных рабочих материалов. — Признаюсь, я думал, тут все будет завалено склянками с косметикой, украшениями и платьями, а не досками с чертежами и… — он взял со стола мой том Б. Ф. Мисснера «Радиодинамика: беспроводное управление торпедами и другими механизмами», — непонятными книгами.
Я рассмеялась и обвела вокруг рукой:
— Научный беспорядок — вот на что похожа гостиная этой кинозвезды.
— Ну теперь я понимаю, почему в эти дни вас почти не встретишь нигде, кроме съемочной площадки.
— А вы меня искали? — Я сама не знала, чувствовать себя польщенной или раздосадованной.
— Я всегда готовлюсь к делу заранее. — Он сделал паузу для эффекта. — Особенно если мне предстоит важная работа военного назначения с упомянутой кинозвездой.
Я предпочла чувствовать себя польщенной.
— Приятно слышать, что вы знаете толк в подготовительной работе, тем более что теперь у вас ее будет много.
— Так значит, для меня настало время наконец узнать, над чем мы будем работать?
— Да, думаю, настало. — Я жестом пригласила его сесть напротив.
Я вздохнула поглубже и начала рассказ о своей жизни в то время, когда я была фрау Мандль. Конечно, без всяких мрачных подробностей — только о тех бесчисленных разговорах о боеприпасах и оружии, которые велись при мне, и, что было особенно важно для наших целей, — о торпедах. В общих чертах я объяснила ему недостатки проводного управления торпедами и рассказала, что хочу создать для союзников радиоуправляемую торпедную систему — такую, чтобы она точно наводила торпеду на цель и работала на таких частотах, на которых ее невозможно было бы перехватить.
Вид у Джорджа был ошеломленный. Он негромко присвистнул и сказал:
— Я поражен тем, как досконально вы разбираетесь в этой технологии, и тем, что вы владеете, насколько я понимаю, секретной информацией о вооружении Третьего рейха. Я никак не думал, что мы будем сегодня обсуждать такие вещи, Хеди, и даже не знаю, с чего начать расспросы.
— Спрашивайте что хотите, — ответила я с полной искренностью. Это было освобождение — честно говорить с Джорджем о моем прошлом и моих амбициях, напрямую, а не от имени кинозвезды Хеди Ламарр, которую я изображала большую часть дня. В его голосе я не услышала ни осуждения, ни разочарования