Колени подогнулись, и я рухнула на плюшевое сиденье в прихожей.
– Ани? – просипела сорвавшимся голосом. – Та самая?
Вопрос застыл в воздухе. Подняла взгляд на шефа. Тот, застыв у входных дверей, словно не видел ничего вокруг, кроме моей мамы. Боль… Боль накатывала, разливалась, разрезая острыми гранями страх. Перед ним стояла та самая Ани, та, которую он однажды потерял, чей образ продолжал хранить в памяти – самый чистый, светлый кусочек своей жизни, почитая, как и принято чтить героев в Альянсе.
– Та самая, – почти шёпотом ответил мужчина, не сводя взгляда с «ожившей» Ани.
Мама ещё пару секунд пыталась устоять на ногах, опираясь спиной о дверной косяк. Внезапно распахнула глаза, выпрямилась.
– Что значит «та самая»? – проговорила она довольно чётко, с едва заметным страхом и долей осуждения.
– Анют, кажется, вопросы излишни, и так всё понятно. Видимо, это судьба. Альянс не отпускает своих стражей, – удивительно спокойно проговорил папа.
– А я думал у меня паранойя: твои глаза, твоя улыбка, твои жесты… В случайно встретившейся девчонке. Только у неё ещё и твой дар, – голос шефа звучал глухо. Удивила непривычная для него манера говорить медленно, слегка растягивая гласные.
Мама вновь сильно побледнела, бросив на меня быстрый взгляд.
– Ты прав, – проговорила она, склонив голову в сторону папы, – Альянс не отпускает своих стражей.
Я как в полусне наблюдала за происходящим, слушала разговор. Мои родители стражи? Мало того – те, кого считали погибшими уже двадцать лет! Мама и есть Ани, эмпат с огромным уровнем дара. Тысяча мыслей, вопросов, догадок разрывали голову. Папа хмурым изваянием замер рядом с мамой. Та, в свою очередь, уже взяла себя в руки и с непроницаемым лицом стояла у кухни. В это время, видимо, уже мысленно отпраздновав «встречу выпускников», хранители решили вспомнить ещё об одном действующем лице – мне. Догадываюсь, что мой видок немногим отличался от фэнтезийного зомби – с выпученными глазами, отвисшей челюстью и бледностью, которая скорее говорила о предрасположенности к переходу на тот свет, чем об аристократической родословной.
– Милая, думаю, нам есть что обсудить. Пойдёмте в комнату, – мама обняла меня за плечи и повела в сторону гостиной. Словно тот самый пресловутый зомби, я последовала за ней.
Разместившись на диване и креслах, все продолжали молчать, испытующе поглядывая друг на друга.
– Наверное, будет правильно, если рассказ начнём мы, – мама кивнула в сторону папы.
Мы с Романом Михайловичем продолжали молчать. Я не представляла, что можно сказать в подобной ситуации, и частично пребывала до сих пор в шоке. Шеф… наверное, ждал объяснений, как так случилось, что мёртвые не только ожили спустя десятки лет, так ещё успели и детей нарожать. От эмоций шефа пришлось трусливо закрыться – моя психика не столь натренирована, чтобы справиться с торнадо чувств. Обида смешивалась с болью, радость с разочарованием, надеждой и обречённостью, все это наслаивалось на мой личный бедлам и неразбериху в эмоциях.
– Роман…, – начал вещать папа, но продолжить ему не дала мама.
– Рома, я не стану просить прощения – предательство не прощают, ни в каком виде. Единственное на что могу … мы можем надеяться – понимание, насколько это возможно. Да, в Альянсе так живут все. В постоянной борьбе и напряжении, страхе, что с очередной стычки, можно не дождаться того, кого любишь и кто для тебя, является самой жизнью. Из века в век живут. Это знает и принимает каждый страж. А кто из хранителей ощущал то, что чувствует человек, потерявший часть себя? Только те, кто это испытал сам, – мама бросила робкий, многозначительный взгляд на Романа. – Или тот, кто чувствует эмоции других людей. Каждого, постоянно, всегда, без передышки. Порой мне казалось, даже во сне я переживаю не свои, а чужие мысли и ощущения, – закончила она почти шёпотом. – Я столько раз хоронила в душе близких вместе с каждым из вас, что даже одна мысль о подобном сводила с ума. Оставшись в Альянсе, мы бы обрекли свою дочь на подобный кошмар. Я не могла этого допустить, – голос мамы звучал тише, но не менее уверенно. – Я не хотела обрекать её на такую жизнь. Была готова на всё, лишь бы оградить своего ребёнка от боли, что пришлось пережить мне.
– То есть тогда, когда вы пропали, ты была…? – Роман Михайлович запнулся на полуслове, не сводя взгляда с воскресшей любимой.
– Да, я была беременна Ладой, – продолжила мама мысль шефа.
Эй, а что за вспышка радости со смесью робкой надежды? Чья? Упс… шефа… Меня прошиб холодный пот, блокируя нервные окончания, лишая способности двигаться и вообще соображать. Нет, такой «вишенки на торте» я уже не переживу!
– Нет, она Сашина дочь, – спокойно сообщила мама, обведя нас испытующим взглядом.
Открыла и закрыла рот, точно во сне оглядела по очереди каждого из собравшихся. Мама читает мысли? Ой ду-у-ура! Мозг уже можно включить! Вот сейчас он точно лишним не будет. Мама же эмпат, если я поняла о чем речь, то она и подавно! И тут меня словно пронзило:
– Мам, тогда я не понимаю! Прости, может, на самом деле опыта маловато, но… Как до сих пор ты не почувствовала, что у меня в жизни глобальные перемены? Я имею ввиду Альянс. Хотя, по сути, даже и не только его.
Я всячески пыталась найти объяснения, почему мама, являющаяся эмпатом, причём довольно сильным, не реагировала на мои эмоции по поводу загулов Тима, нашего разлада, переживаний из-за ссор с подругами и прочих потрясений, коих в последнее время оказалось более чем достаточно. Сослаться на то, что она решила не вмешиваться и дать мне прожить свою жизнь с её взлётами и падениями? Нет, «пазл не складывался». Мама всегда переживала за нас с сестрой, была рядом, выслушивала, выводила на откровенность. Но для этого, не обязательно иметь дар эмпата, достаточно быть любящей мамой.
– Всё просто, Ладушка – я больше не эмпат.
Посмотрев мне в глаза, мама грустно улыбнулась. Я лишь уставилась в ответ, подавилась вдохом и закашлялась. Как «больше не эмпат»?
– Ани…, – шеф, видимо, тоже пребывал в шоке, судя по голосу, – это невозможно! – наконец почти прошептал он.
Я зачем-то кивнула. Наверное, для себя ещё раз подтвердить эту простую истину: дар передаётся по наследству, и если он есть, то уже никуда не денется.
– Возможно, и ты знаешь как, Рома.
Мама говорила очень тихо. Вина, сожаление, стыд больно резанули по ощущениям. Если я сегодня не сойду с ума, значит, в этой жизни мне уже будет всё нипочём! Я могла предположить лишь одно,
