Сьюзен помолчала, потом спросила:
— Книгу?
— Дверь.
Эванджелина отступила и оглядела комнату. В ней не было ничего, кроме стульев, книг и картин. Картин! Она рванула раму первой из них и едва успела отскочить, когда полотно обрушилось вниз и чуть не раздавило пальцы ее ног. Она потянула вторую раму с большей осторожностью — ничего! Однако третья рама со стоном повернулась. Комнату наполнили пыль и приглушенные голоса, доносившиеся из углубления в стене.
— Принесите мне стул, — зашипела Эванджелина.
— Что? Вы просто вскрыли стену? Как вы это сделали?
— Стул, — повторила Эванджелина. — Мы должны расчистить проход, чтобы не застрять внутри. Доверьтесь мне.
Сьюзен метнулась за стулом. Через минуту они расчистили доступ к панели и подперли двумя стульями картину, закрывавшую проход. Когда девушки влезли на стулья, оказалось, что Сьюзен выше ростом и может заглянуть в окошко, расположенное высоко в стене.
— Я сказал вам, — послышался тихий спокойный голос Лайонкрофта, — что ее здесь нет.
— Вы лжете. Она моя, и я хочу ее забрать.
— Вы смеете обвинять меня во лжи?
— Я обвиню во лжи любого лжеца. Я знаю, какова ценность этой маленькой сучки. Одно прикосновение — и… О! Черт бы вас побрал! Мне следует… Проклятие!
Послышались звуки потасовки. Эванджелина ткнула Сьюзен локтем под ребра.
— О! Прошу прощения, — откликнулась та, отводя взгляд от оконца, чтобы посмотреть на Эванджелину с недовольной гримасой. — Прошу прощения. Лайонкрофт дал ему пощечину! Ваш отчим попытался ответить тем же, но Лайонкрофт увернулся, и ваш отчим врезался кулаком в колонну. Он расшиб руку до крови и, должно быть, глаз его подбит и там будет кровоподтек, а теперь они стоят по обе стороны крыльца друг против друга и обмениваются мрачными взглядами.
— Речь идет не о таком прикосновении, — послышался наконец голос Нейла Пембертона. — Хотя она уже достаточно взрослая, чтобы обуздать ее теперь, когда ее матери больше нет.
Снова шум потасовки.
— Еще одна пощечина, — тихо проговорила Сьюзен. — Да он теперь будет походить на енота с этими черными кругами вокруг глаз. А сейчас Лайонкрофт схватил его за шею. И он багровеет.
— У нее бывают видения, — прохрипел Нейл. — Она видит необычные вещи, как и ее мать. Это полезное качество — можно сказать, талант. И она принадлежит мне. Не воображайте, что вам самому удастся ее использовать, если у вас на уме это. Я призову на помощь власти, напишу во все газеты, смешаю вас с грязью, если это понадобится, пока вы мне сами не передадите…
Потасовка… Глухой удар… Снова звуки драки.
— Ваш отчим не очень хорошо дерется. Он отвесил несколько удачных оплеух, но грохот оттого, что Лайонкрофт перебросил его через балюстраду. Лайонкрофт сцепился с ним прежде, чем тот успел встать, и теперь… О нет!
Сьюзен поднялась на цыпочки и в ужасе уставилась в окно.
— Что? — спросила Эванджелина, холодея. — Скажите же!
— Вы были правы. У него нож. Он пырнул Лайонкрофта в бок.
Эванджелина покачнулась и оперлась о стену:
— Что?
— О! Вмешался один из лакеев и ударил по голове вашего отчима чем-то вроде розового молотка для игры в шары. Убил, вероятно.
Тишина.
Как только Эванджелине удалось восстановить ритм дыхания и равновесие, она подняла глаза на Сьюзен:
— Неужели?
— Да нет, погодите… Кажется, он дышит. Чтобы убедиться в этом, Лайонкрофт пнул его ногой. Одной рукой он зажимает рану, а другой делает знак кучеру вашего отчима. Да, его сажают в экипаж. Не Лайонкрофт… Он попытался это сделать, но его бок слишком сильно кровоточит. Он шатается и морщится.
Сердце Эванджелины затрепетало.
— Нет, — прошептала она.
— Но вот он снова выпрямился. Лакеи запихнули вашего отчима в экипаж. Лайонкрофт что-то говорит кучеру. Жестикулирует. Они уезжают. Эванджелина, они уезжают!
Та слезла со стула и бросилась к выходу.
— Эванджелина! — закричала Сьюзен. — Подождите! Вы же знаете, что я не выйду отсюда!
— Бесс покажет вам выход, — крикнула через плечо Эванджелина, открыла дверь и выбежала в холл.
Гэвин был ранен. Ее отчим ударил его ножом. За то, что он пытался помочь ей.
Если он умрет от раны, она сама убьет своего отчима.
Гэвин не чувствовал боли от пореза в боку, пока мисс Пембертон не выбежала из парадной двери, не промчалась к крыльцу, не бросилась к нему и не обхватила его руками крепко-накрепко. Он сделал над собой усилие, чтобы не дрогнуть и не отшатнуться, когда ее дрожащие руки сжали нежную плоть повыше раны. Он никому и никогда бы в этом не признался, но выяснил, что за последнюю неделю полюбил объятия. Разумеется, когда в его боку не было ножевой раны в четыре дюйма — от талии до бедра.
— Пойдем, — сказал Гэвин, отрывая ее от своей груди и снова вталкивая в дверь, прежде чем гости их увидят. — Ты можешь обнимать меня и внутри.
Она послушно следовала за ним, потом подняла на него огромные карие глаза:
— Куда мы?
Он замешкался. Шаги его стали неуверенными. Куда он, черт возьми, тащит ее? Подальше от нависшего над ними скандала, который могли навлечь любознательные гости, да… Но где их не могли бы увидеть?
— В желтой гостиной.
Мисс Пембертон считала боковые коридоры, по-видимому, пытаясь идти по прямой и все же время от времени наклонялась осмотреть его рану:
— Не послать ли за хирургом?
— Никакого хирурга. Я обещаю выжить. — Он ободряюще улыбнулся.
− Но ведь он пырнул тебя ножом. А это… это…
— Кровь?
Гэвин плечом открыл дверь в желтую гостиную и втолкнул ее внутрь.
— Ничего такого, чего нельзя было бы залатать с помощью иглы и нити…
Она внезапно остановилась и обвела глазами комнату:
— Никаких троллей, ухмыляющихся с деревянных столбов, никаких темных и изменчивых теней. Здесь есть окно. Эркер. И на подоконнике желтая подушка. Роскошная обстановка цвета плюща. И золотисто-желтые стены.
Он оглядел гостиную:
— Да, потому она и называется желтой гостиной.
— Я хотела бы знать, почему нас не приняли здесь, когда мы приехали, если это, собственно говоря, и есть приличная гостиная. Она такая красивая.
— Именно потому, что она красивая.
Гэвин прошел к окну и задернул занавески. Когда он обернулся и стал к ней лицом, она не двинулась с места.
— Ты не любишь красивые вещи? — спросила наконец мисс Пембертон.
Похоже, ей нравилось стоять и хмуро смотреть на него, будто он был самым странным мужчиной, какого ей доводилось встречать, и потому он прошел через комнату к софе и опустился на подушку, стараясь не задевать раненым боком за подлокотник.
