Кейн слушал, не перебивая, пересматривал видеозаписи несколько раз, перематывал на те места, где поведение зараженных казалось ему самым нелогичным.
Когда я замолкла, давая ему время обдумать мою теорию, он не торопился с ответом. Я же начала прыгать рядом с ним, заставляя уже что-нибудь сказать.
– Есть в них что-то.
Я едва поверила своим ушам. Но Кейн повторил:
– И именно в нем. Он словно лидер в их тройке. Посмотри, как они следуют за ним.
Кейн водил пальцем по монитору вдоль траектории неспешного бега подозреваемого гения, но мне не нужно было смотреть, я эти видеокадры наизусть запомнила. Сердце заполнилось невыразимой радостью оттого, что Кейн согласился со мной.
Наконец он выпрямился и задал логичный вопрос:
– Как нам его найти?
Оказывается, мне всего-то нужна была поддержка Кейна, чтобы увидеть такой простой и опять же логичный выход из тупика.
– Я их слышу, – начала я, и вдруг стало страшно от той идеи, что я собиралась предложить. – В моем мозгу есть аппарат, который улавливает их сигналы. Нам всего лишь нужно увеличить его мощность.
Сначала Кейн не понимал, к чему я клоню, но он быстро догнал меня в туннеле озарения и мы уже плечом к плечу шли к этому яркому свету в конце. Кейн вдруг отшатнулся, но я не собиралась отступать.
– Кейн, у меня мало времени. Мы не можем бегать по лесам вслепую и искать его!
– Да, но то, о чем ты просишь, заберет у тебя последние остатки!
– Так скажи, сколько времени у меня будет?
Кейн продолжал отступать, а я напирала, как Отелло, который сейчас задушит эту трусливую истеричку.
– Тесса, нет!
– Сколько?
– Я не стану этого делать!
– Сколько времени у меня будет?
– Может, пара часов! Не больше!
Я задумалась. А потом посмотрела на преследовавшего меня Робокопа. Тот снова сидел в прозрачном пластиковом стаканчике с лаком для ногтей в одной руке и кисточкой – в другой и жал плечами, мотая головой.
– Двух часов мне хватит, – калькулировала я в уме, не дождавшись подсказки от Робокопа.
Да и с чего ему мне подсказывать? Он же на вирус работает!
– Тесса, черт тебя побери, ты не осознаешь последствия!
– Как раз-таки осознаю! Сколько еще мы будем гоняться за ними в попытках найти недостающие части генома?
– У тебя еще есть неделя!
– Да какая разница, если все это время мы пробегаем вхолостую?!
– А если нет?
– А если да?
– А если твой план провалится, и этот зараженный окажется не тем, кто нам нужен?
– Тогда у меня больше нет гениальных идей!
Кейн завел ладони за затылок и взлохматил волосы, пытаясь избавиться от наваждения. Но это был не сон, а самая настоящая реальность. Реальная реальность. Дерьмовая такая, подлая, как и всегда.
– Как только я дам тебе человеческую кровь, вирус в твоем организме активируется на весь свой потенциал, и я уже никак не смогу замедлить процесс превращения, – наконец произнес Кейн после долгого молчания.
Но у меня уже был ответ на его приговор:
– Да какая разница, когда помирать, через два часа или через неделю, если шансы одинаковы?
Кейн смотрел на меня уже похоронным взглядом. Теперь я знаю, как он будет смотреть на меня через плексигласовое стекло, когда я буду валяться в боксе с оторванной от тела башкой.
– Но если шансы одного из сценариев выше хоть на миллиметр, я готова рискнуть. А ты?
Мне и не нужно было спрашивать, он же исследователь! Эти чокнутые извращенцы и садисты готовы человека выпотрошить ради удовольствия. Чего плохого в том, чтобы превратить человека в лысое голодное чудовище? На один опытный экземпляр больше.
Кейн опустил глаза. Я ухмыльнулась. Строит из себя праведника и борца за этику, когда всей своей душой принадлежит к числу живодеров, готовых принести в жертву любого ради собственного благополучия. Эх, не хотела бы я стать его домашним питомцем. И уж тем более любовницей. Хотя…
На этом я свои мысли остановила и побежала поднимать с постелей свою изнеженную роту, чтобы вытащить их на последнюю охоту, обещающую стать грандиозной.
– Нет, нет и еще раз нет! План дурацкий! План дерьмовый! Кто его придумал? – неистовствовал Томас в пижаме посреди лаборатории, в которой собрались все.
С сонных пташек сошла вся нега ночных грез, когда я объяснила им свой план.
– Я, – ответила я.
Томас злостно зыркнул на меня.
– Я ж говорю, тупой план! Она же всего лишь дурочка с автоматом!
– Эй! – такого оскорбления из уст собственного брата я не могла стерпеть.
– Извини, Тесс, но ты не ученая. Ты стратег, ты убийца. Пожалуйста, разрабатывай планы перехвата, охоты. Но ты не исследователь! И ты не можешь предлагать превратить тебя в монстра, чтобы получить суперсилу! Это, блин, не фильм про супергероев!
– Тесс, это голимое самоубийство, – поддакивал Зелибоба.
– Самоубийство – это потерять единственный шанс на успех! – возразила я.
– По мне так лучше еще недельку погоняться за этими чудиками, – кивнула Перчинка.
Предатели! От Падальщиков я такого не ожидала.
– Реально, Тесс. А если не сработает? Тогда мы потеряем тебя не через неделю, а через два часа, и возможно, тот шанс, про который ты говоришь, ускользнет от нас. Ты все же лучше всех справляешься с охотой на них, нам до твоих навыков убийцы еще расти и расти, – Малик тоже не поддержал мою гениальную идею зрелищного суицида.
Ребята молча переглядывались. На их лицах читалась растерянность и страх, все эти эмоции были мне понятны. Но ни один их них не убедил меня в том, что моя идея обречена на провал. Тогда я решила воспользоваться козырем, в котором была, как ни странно, уверена.
– Кейн, твое слово последнее, – обратилась я к нему.
Он округлил глаза, наверное даже собрался возразить, но потом признал наконец одну простую истину: он всегда был для них главным авторитетом, все его идеи, даже самые тупые, беспрекословно исполнялись. Не за мной пойдут эти оболтусы. Не за Зелибобой с Перчинкой. Они положат свои жизни на тропу, что предложит Кейн.
Ну а я была уверена в том, что Кейн не сможет отказать своему иезуитскому приспособленчеству, которое давало ему возможность с чистой совестью произвольно толковать аспекты морали, трактовать нравственность от ситуации к ситуации в том ключе, в котором ему было нужно. И сейчас принцип спасти жизнь человеку столкнулся с непомерными амбициями исследователя, который может спасти целый мир, пожертвовав лишь одной жизнью.