Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 67
Добавим, что Гельцер, помимо своего яркого дарования, была еще и очень красива. Завистники злословили, что при таком прелестном личике и прибавки к жалованью добиваться не стоит, всегда найдется тугой кошелек, в который она безо всяких препятствий может запускать свою изящную ручку.
Именно тогда, в петербургские сезоны 1896/97 и 1897/98 годов, на нее обратил свое благосклонное внимание полицмейстер Мариинского театра Владимир Павлович Лаппа-Старженецкий. Он происходил из старого литовско-польского дворянского рода, службу начинал портупей-юнкером лейб-гвардии Егерского полка, участвовал в русско-турецкой войне 1877-78 годов, закончил ее поручиком и вышел в отставку. В 1883 году отставной поручик был назначен полицмейстером Мариинского театра (правда, тогда труппа выступала не в здании театра, построенном позднее, а в так называемом Каменном театре, который еще называли Большой, но это уже частности, значения для нашего повествования не имеющие) и прослужил там до 1888 года. Доподлинно неизвестно, возник ли в его душе интерес к балету самостоятельно или же бывшего воина приохотили к этому жанру искусства балетоманы. Дело в том, что, как писал директор Императорских театров В.А. Теляковский, «самые влиятельные и видные балетоманы в дни балетных спектаклей пользовались особыми привилегиями. Они не шли курить в буфет и общую театральную курилку, где курили обыкновенные смертные, простые любители балета… В каждом антракте они собирались курить в полицмейстерском кабинете, превращаемом в дни спектаклей в курилку балетоманов высшего ранга…В этой курилке собирались только знатоки высших рангов, часто убеленные сединой и с чинами до полного генерала включительно…Балет же в России давно почитался за дело важное, национальное, почти государственное и составлял гордость страны». В результате длительного общения с этими весьма своеобразными людьми Лаппа-Старженецкий, по словам все того же В.А. Теляковского, сам сделался балетоманом, «балетоманов знал хорошо, балетных артисток еще лучше и к ним чувствовал особое влечение». Гельцер было немногим за 20 лет, женатому полицмейстеру – под пятьдесят, но это не играло большой роли.
Как известно, при засилии иностранных солисток, жестком правлении Кшесинской танцовщице в Мариинском театре пробиться было чрезвычайно трудно. Однако первый крупный успех приходит к Гельцер уже 6 января 1898 года после ее выступления в балете Глазунова «Раймонда», который был поставлен в бенефис Пьерины Леньяни. В рецензиях на этот новый спектакль имя Гельцер упоминается сразу после имени исполнительницы партии Раймонды. В том же 1998 году критик журнала «Театр и искусство» писал: «На нашей сцене есть солистки и более заслуживавшие внимания к своему таланту, однако они почти бездействуют, тем и объясняется их всегдашняя наклонность к побегам с петербургской сцены. К числу таких солисток прежде всего нужно причислить г-жу Гельцер, которая, к сожалению, не была своевременно оценена администрацией балета и, по слухам, окончательно переходит на московскую сцену». Почему критики столь благосклонно отнеслись к молодой москвичке? Ведь обычно петербургские знатоки высокомерно считали московский балет глубоко провинциальным и недостойным внимания. К тому же пресса была полностью в руках балетоманов, и подобные статьи с благоприятными отзывами могли появляться в печати только с их ведома. Похоже, пустил в ход свои связи Лаппа-Старженецкий. Надо сказать, что впоследствии и сама Гельцер, прекрасно осознавая силу прессы, всегда поддерживала тесные связи с репортерами.
Обычно биографы Гельцер причиной ее возвращения называют желание работать в Большом театре под руководством отца, много вложившего в ее обучение и воспитание именно как балетной артистки. Вполне возможно, так оно и было, вполне возможно, поняв, что на петербургской сцене ей не добиться звания балерины, она предпочла родные пенаты холодному и враждебному Петербургу. Но вот какое странное совпадение: в начале 1898 года Лаппа-Старженецкий был назначен помощником управляющего московской конторы Императорских театров, причем с перспективой со временем занять место управляющего, ибо занимавший оное П.М. Пчельников за полтора десятка лет привел театры златоглавой в плачевное состояние. Естественно, при такой поддержке Екатерине Васильевне имело полный смысл возвратиться на московскую сцену, что она и сделала. Правда, жизнь несколько поломала ее планы: после увольнения Пчельникова на его место управляющего московской конторой был назначен В.А. Теляковский. Как он пишет в своих мемуарах, «когда я в первый раз встретился… с Лаппой, будущим моим помощником, я не мог не заметить по выражению его лица и манере говорить, что моим назначением он был обижен».
В 1899 году директором Императорских театров был назначен С.М. Волконский (1860–1937), а Лаппа-Старженецкий переведен в столицу на должность управляющего петербургской конторой Императорских театров. Хотя в Мариинском театре у него появилась новая метресса, танцовщица Людмила Генюк, связь с Гельцер отнюдь не была прервана. Лаппа-Старженецкий под предлогом ревизии московской конторы регулярно наведывался в Москву. По свидетельству О.Г. Ковалик, роман с Гельцер обходился ему до 25 тысяч рублей в год, причем большую часть этих денег ему приходилось брать в долг. Он настолько тосковал по обществу очаровательной Екатерины, что отпросился у директора Императорских театров князя С.М. Волконского с парадного спектакля в честь персидского шаха и умчался в Крым на три недели к своей зазнобе.
В 1901 году Кшесинская, оскорбленная до глубины души наложенным на нее штрафом в 50 рублей за выступление в неподобающем роли костюме, добилась увольнения директора Императорских театров князя С.М. Волконского, и на его место был назначен В.А. Теляковский. Тем не менее роман Лаппы-Старженецкого с Гельцер продолжался, хотя окружающие весьма злословили по поводу чисто ребяческих выходок, которые допускал этот уже немолодой человек. Вновь находим свидетельства у Теляковского: «И что за мальчишество со стороны Лаппы – эти поездки в Москву. Директору он сказал, что едет к брату в Вологду. Когда он собирался приехать на бенефис Гельцер, директор его не пустил; так этот раз он уже придумал соврать, будто едет к брату… Как вся эта ложь противна и ложь человека, который должен пользоваться доверием директора, и все это делается для того, чтобы съездить навестить балетную особу… но что делать, когда ведешь себя мальчишкой и врать приходится как мальчишка».
Гельцер регулярно приезжала в Санкт-Петербург для выступлений в Мариинском театре, пожиная вполне заслуженный успех, у нее даже образовалась своя партия поклонников, действиями которой умело руководил ее любовник. Но восторженные отзывы прессы и преклонение поклонников – все это вещи эфемерные и, к сожалению, быстро преходящие, а Гельцер не терпелось поскорее получить звание балерины, чего добиться было нелегко. Талантливейшей Ольге Преображенской, танцевавшей в Мариинском театре, потребовалось одиннадцать лет для обретения этого статуса. Лаппа-Старженецкий без тени смущения буквально осаждал Теляковского просьбами присвоить Гельцер звание балерины, но упрямый директор упирался, поскольку та совсем недавно стала первой танцовщицей и столь быстрое повышение выглядело неуместно. Однако стареющий любовник молодой балерины подключил своих друзей, управляющего труппой Мариинского театра В.А. Нелидова, полицмейстера театра П.Я. Переяславцева и кое-кого еще из влиятельных поклонников Екатерины Васильевны… Такая массированная атака возымела свое действие, и в 1902 году Гельцер получила вожделенное звание балерины. Неудивительно, что Теляковский называл Гельцер «весьма вредным элементом на балетной сцене», а Лаппу-Старженецкого – человеком, «вредным для театров». Кстати, Гельцер, подобно Кшесинской, регулярно появлялась на сцене в слишком коротких юбках, что было строжайше запрещено дирекцией.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 67
